- Ох, отец, я по сравнению с тобой такой серый человек!.. - обескуражено про-изнесла Анна, покачав головой. Рассказ Рафаила не умещался в ее сознании.
- Дитя мое, я был старше тебя, когда увидел тот сон, а после меня подобные видения не посещали, - глубокомысленно заметил тот.
…Вскоре они уже стояли среди множества людей и, как они, с замиранием сердца смотрели на небольшую лодку, в которой сидел Он, идеал духовной красоты и совершенства, Тот, описать Которого я не берусь.
"З… вот, вышел сеятель сеять;
4 И когда он сеял, иное упало при дороге, и налетели птицы и поклевали
то;
5 Иное упало на места каменистые, где не много было земли, и скоро
взошло, потому что земля была неглубока;
6 Когда же взошло солнце, увяло и, как не имело корня, засохло;
7 Иное упало в терние, и выросло терние и заглушило его;
8 Иное упало на добрую землю и принесло плод: одно во сто крат, а другое
в шестьдесят, иное же в тридцать.
9 Кто имеет уши слышать, да слышит!" *
Анна силилась проникнуть в смысл самых мудрых слов, которые когда-либо слышала в своей жизни. Сердце ее учащенно билось и, хоть она сама и не все поня-ла из притчи, однако девушка интуитивно чувствовала скрытую в символах Вели-кую Истину. И последние слова Учителя {Кто имеет уши слышать, да слышит) были словно наставлением ей. Вернее, таким, как она.
Кто-то тронул ее ладонь, и Анна быстро обернулась. На нее ласково смотре-ли мудрые глаза Рафаила. И, что поразило Анну, он казался здоровым, совсем, как в далекие дни молодости.
- В этом и заключается сила Божества, о которой я уже упоминал, - шепнул Рафаил, заметив изумление Анны. Та растерянно смотрела на него, только сейчас осознав, что совсем ничего не знает об окружающем ее мире.
Взгляд девушки коснулся Учителя. И в этот миг, который стал поворотным моментом ее жизни, в ее сознании мелькнул туманный образ: безграничное про-странство моря, и она стоит рядом с высоким молодым человеком, и все вокруг на-полняет беспредельная тоска…
Анна не поняла, что за видение посетило ее, но сердцем интуитивно ощути-ла. что тем молодым человеком был Рафаил… И если до этого мгновения она очень смутно представляла себе жизнь и смерть, то теперь что-то изменилось в ее мыслях, и в сознании девушки время слилось в Вечность.
* - Евангелие от Матфея
Часть 5
Знатная муза
Торрей устало открыл глаза, услышав тихий звук шагов. Перед ним стояла молодая женщина с печальным выражением на лице, в длинном кружевном платье, с глухим воротом и узкими рукавами. Не смотря на множество рюшей и воланов, платье казалось строгим. Торрей отметил это с молниеносностью художника, и так же быстро он отметил, что у Джеммы не слишком хорошее настроение. Впрочем, выражение ее лица всегда говорило о скрытой печали, но Торрей знал, что судьба не сильно баловала женщину, поэтому никогда не пытался выражать недовольство. Но сейчас Джемма выглядела обеспокоенной по какой-то иной причине.
- Что произошло, Джемма? - немного сухо спросил он, откидывая со лба длин-ную прядь волос.
- Сеньора Мендеску просила передать Вам, что отменяет свой заказ, - ответила Джемма, исподлобья взглянув на художника. Вряд ли кто-нибудь смог бы сказать, какие мысли владели ею, взгляд молодой женщины всегда оставался каким-то на-пряженным.
- Ну, что ж… - протянул художник, тряхнув головой и пытаясь отогнать стран-ную сонливость. - Люди думают в основном о себе, не так ли, Джемма? Не удиви-тельно, что и сеньоре Медеску не пришло в голову, что, раз я начал рисовать ее портрет, то мне надо бы закончить его, иначе это будет потраченным временем.
- А что Вы теперь будете делать с начатой картиной? Вы не нарисовали еще и половины. Только контур тела и интерьер, - Джемма проговорила это с сочувствием в голосе, но распознать его мог только Торрей, который знал ее в течение долгого времени. Для остальных ее тон показался бы холодно-равнодушным.
Торрей улыбнулся своим мыслям и, словно очнувшись, поднял взгляд на Джемму.
- Что я буду делать? - задумчиво повторил художник. - Это довольно легко, и, между прочим, прекрасно, что я не нарисовал еще и половины. Начатое я могу ис-править в другую картину. Скажем, спящая дама.
Джемма не смогла сдержать улыбки.
- Забавное название. Сеньора Медеску наверняка возмутилась бы, узнав о Ва-шем решении, - женщина помолчала, и тут же продолжила, но совсем другим тоном: - Сеньор Торрей, у Вас, кажется, еще одна заказчица. Она просила передать, что хо-чет, чтобы Вы пришли к ней в среду в пять часов, и тогда вы переговорите обо всем подробнее.
- Да?.. - художник, откинув голову, рассмеялся. - Звучит таинственно. Навер-ное, это очередная старая дева, которая почему-то думает, что мне больше делать нечего, как влюбляться в своих муз.
- Не думаю, чтобы эта была из таких женщин, - задумчиво покачала головой Джема. Торрей в некотором раздражении махнул рукой. Уже давно он хотел выго-вориться, и теперь не мог сдержаться.
- Ох, Джемма, и за что мне это? Когда я только-только стал художником и по-лучил первый значительный заказ, знатная дама, которую я рисовал, весьма туманно намекала на то, что не прочь завязать со мною любовную связь. Я тогда не понял ее. Следующая заказчика привела меня в состояние шока. Она попросила нарисовать ее обнаженной. Я был совсем еще мальчиком, и страшно смутился. Тогда она рассмея-лась мне в лицо и сказала, что я очень красивый юноша. С нею у меня был короткий роман, который чуть было не закончился свадьбой, но я во время опомнился. И так всегда! И главное, попадаются какие-то старухи! И за что мне это?
- Вы очень красивы, сеньор Торрей, - заметила Джемма. Это было правдой. Торрей был высок и статен, темные волосы красивой волной обрамляли его привле-кательное лицо, и одевался он с утонченным вкусом. - К тому же, Вы не относитесь к простолюдинам.
- Классовые предрассудки навсегда останутся тайной для меня, - буркнул Тор-рей и с наигранной суровостью взглянул на Джемму. - Я скажу этой заказчице, как обычно, что я женат и влюблен в свою жену до безумия Если что, ты сыграешь роль этой жены.
- Как скажете, - без воодушевления согласилась Джемма.
…Торрей невольно взглянул на картину, висящую на стене. На фоне голубого неба была изображена смеющаяся девушка с яркими голубыми глазами и прекрас-ными светлыми локонами. Она казалась идеалом грациозности и красоты.
Сравнение оказалось не в пользу хозяйки, стоящей тут же, под картиной. На портрете явно была изображена она, хотя и немного приукрашена. Глаза ее на самом деле были не настолько голубыми, а черты лица - не столь совершенными. Не смот-ря на это, она все же могла называться красивой.
- Я понимаю, о чем вы подумали, - кивнула молодая хозяйка, все это время на-блюдавшая за Торреем с легкой улыбкой грусти. - Так бывает всегда. Я никак не мо-гу найти достойного художника. Они все пытаются сделать женщину на портрете идеальной. А мне всегда хотелось взглянуть, какая же я на самом деле.
Торрей, немного смущенный, в изумлении приподнял брови:
- Разве у вас нет зеркал?
Молодая женщина засмеялась.
- Что вы, конечно, есть! Но зеркала не отображают истины. Они показывают, какая ты в данное мгновение, и только. А вот картина… Это другое дело. Хороший художник умеет показать суть самой красоты или непривлекательности кого-либо одним движением кисти.
- Боюсь, я не могу претендовать на звание хорошего художника, - польщено ответил Торрей. Девушка склонила голову набок и несколько секунд задумчиво рас-сматривала собеседника.
- Я видела пару ваших работ, мне они понравились, - заметила она и поспеши-ла перевести разговор на другую тему. - Давайте знакомиться. Меня зовут Нериной, так и называйте меня. А как мне звать вас? - глаза ее лукаво заблестели. "Вот оно, начинается" - подумал Торрей, но привычного раздражения почему-то не ощутил. Выпрямившись, художник с достоинством ответил:
- Если так, то зовите меня просто Торреем.
…Нерина сидела в кресле, сложив руки на коленях. Взгляд ее был устремлен куда-то вдаль, и сама ее поза указывала на задумчивую покорность судьбе. Тяжелые белокурые локоны были собраны в сложную прическу, длинное платье кремового цвета обнажало плечи, а вокруг красивой шеи была в несколько раз закручена длин-ная нитка жемчужных бус.
- Ну, как? - раздалось, нарушая звенящую тишину, прекрасное контральто Не-рины. Торрей, склонившийся над мольбертом, недовольно поднял голову и окинул музу сердитым взглядом. Впрочем, его раздражение относилось скорее к себе само-му. Художник не мог не признать, что Нерина нравится ему. И дело было не во внешности - он писал и более прекрасных женщин. Нет, привлекательность была ни при чем, и это больше всего угнетало Торрея, хотя он не сумел бы и самому себе объяснить такое отношение к своему чувству.
- Прошу не разговаривать, - пробурчал он, снова начиная рисовать. Нерина ме-лодично рассмеялась.
- Что вы, Торрей, как раз наоборот. Вы должны рисовать, слушая меня, чтобы я получилась такою, какая я и есть на самом деле, - и, не дожидаясь его реакции, она продолжила: - Скажите, Торрей, зачем вы стали художником? Ведь вы знатны и бо-гаты!
Торрей вздохнул. Именно так начинались все его попытки быть просто слу-гой искусства.
- Мне нравится, - как можно равнодушнее ответил он. Нерина, не поворачивая головы и продолжая смотреть в одну точку, лукаво спросила:
- У вас есть супруга?
- Есть, ее зовут Джеммой. Прекрасная женщина! Я очень люблю ее, - в раздра-жении сказал он и сердито добавил: - Я приступаю к изображению рта… Нерина… - он с трудом заставил себя выговорить ее имя. - Прошу вас пока не разговаривать.