- Не кручинься, красавица, я тебя из лесу выведу, - донесся до моего уже помутненного сознания приятный ласковый голос.
Сильные руки подхватили меня, и уже через мгновение я опять была на поляне, полулежа на камне и рассматривая моего спасителя. А посмотреть было на что. Высоченный красавец, широкоплечий и мускулистый, мог заставить замереть не одно девичье сердце. Его фиалковые глаза излучали лукавство, а молочно-белые волосы напомнили мне свет далеких звезд. Мужчина - мечта. Расшитая серебром непривычного покроя одежда выдавала в моем спасителе иностранца, а остроконечные ушки…
Додумать я не успела. Красавец склонился ко мне с отчетливым намерением запечатлеть, так сказать, поцелуй. Ага, такой выведет! Не знаю, как из лесу, а уж из терпения меня - точно. Вишь, выискался! Полупроводник, ёжкин кот! Скользнув верткой змейкой с валуна, я отвесила нахалу затрещину:
- Да ты, дедушка, совсем ополоумел!
Безупречные брови поползли вверх, выражая недоумение. Мамочки, забыла! Три раза надо "слово" молвить, чтоб подействовало. Наскоро пробормотав: "Дедушка, дедушка…" - я любовалась на то, как сползает с красавца наведенный морок - съеживаются плечи, уменьшается рост и хлопьями грязной пены истаивает заморское облачение. Через несколько мгновений передо мной стоял хозяин леса в своем обычном виде - русоволосого коренастого бородача, не по погоде одетого в тонкий полотняный руб.
- Это что же такое получается? - уперев руки в боки в лучших традициях деревенских склочниц, вопросила я. - Седина у нас в бороду ударила?
Леший смущенно переминался с ноги на ногу и отчаянно краснел:
- Ну чего ты, Лутонь… Ну пошутил я, настроение с утра такое… шутейное…
- Ах, с утра?! - Я завелась не на шутку. - Вот так вот проснулся с рассветом и решил: буду лезть на все, что движется, красавцами заморскими прикидываться, девушек невинных пауками стращать?!
Тут я вспомнила о том, что жить мне осталось недолго, и разревелась. Лесовик озадаченно почесал в затылке, приоткрыв небольшие аккуратные рожки:
- Какими пауками?
- Ядови-и-итыми! - Слезы хлынули совсем уж неудержимым потоком.
Леший окончательно спал с лица и ринулся ко мне:
- Тебя укусили? Где? А ну-ка, покажь!
Я подставила для осмотра свою непутевую голову. Ой, больно! Коряга криворукая! Кто ж так за косы дергает? Через некоторое время истязание закончилось. Леший тихонько хихикнул:
- Ты, Лутоня, помирать-то погодь… Не успел он тебя куснуть. А успел бы - отравился.
У меня даже голова закружилась от облегчения, и я опять присела на камень, чтоб не упасть.
- Это ты намекаешь, что у меня кровь ядовитая? - спросила я уже почти миролюбиво.
- Ну да, язвочка ты еще та. Не могла по-простому позвать, как полагается? Обязательно лицедейства старику устраивать?
- А старик ко мне по-хорошему? Когда я на той седмице волховала, ты где был? Почему не охранил от чужих глаз? Зачем договор порушил? Вот сдам тебя вещунам, они-то тебя выучат слово держать - небо с овчинку покажется.
Леший закручинился:
- Дык, мужик-то ко мне пришел со всей душой. Все честь по чести: в кругу из молодых березок стал, три раза "слово" молвил, шкалик медовухи поднес. А потом и говорит: "Помоги, дедушка, люба мне краса Лутонюшка…"
- И все ты, дедушка, врешь. Не могла я Еремею полюбиться. Он и не смотрел на меня никогда.
- Эх, девка, цены ты своей не знаешь. Да разве настоящий мужик на лицо смотрит? На ножку, на походку, на разворот плеч, на… - тут зеленые лешачьи зенки недвусмысленно уставились мне в район солнечного сплетения, - богатый внутренний мир.
Я скрестила руки на груди и решительно перевела разговор:
- А ты, дедушка, Матрене-кузнечихе куда смотрел, когда ребеночка делал?
- Эх, Лутоня, мало тебя бабка в детстве порола, - воровато забегали лешаковские глазки, - чтоб ты во взрослые дела не лезла.
Да уж, умословия ни на грош. Как на мой "внутренний мир" тайком пялиться, так я уже взрослая, а как чужие проблемы решать, так не замай. Я разозлилась не на шутку, вскочила с камня и, припомнив весь список бабушкиных ругательств, объяснила поганому нелюдю, куда ему идти, с кем и чем заниматься по прибытии. Леший слушал внимательно, не перебивая, видимо, запоминал незнакомые обороты, только один раз уточнил значение слова "педагогический".
Когда я наконец выдохлась, он, уважительно хмыкнув, пригласил меня к столу. И как только успел слугам знак подать? Пока я упражнялась в красноречии, его подданные сервировали на валуне богатое угощение. На ягодах ежевики алмазной россыпью переливалась роса, одуряюще пахли каравай свежего хлеба и кольцо копченой колбаски (приносят старичку жертвы деревенские жители, грех прибедняться), в долбленых калабашках пенилась брожулька. А разные зверушки лесные все продолжали подносить яства: орешки, семечки, истекающие сладостью пчелиные соты. Ну правильно - о серьезных вещах у нас, взрослых, принято за столом беседовать - степенно и неспешно. Я молчала, рассеянно наблюдая за суетящимися белками, не забывая отдавать должное разносолам. Проследив за моим взглядом, леший сказал:
- А пауки мне не подчиняются - ее это парафия, - и кивнул в сторону каменного изваяния.
Мне показалось, что богиня мне подмигнула, так причудливо падал солнечный свет на ее иссеченное временем лицо.
- Ты знаешь, как ее зовут?
- Ягу поспрошай, она лучше знает, - ушел от ответа хитрый лесовик.
Бабушка! Как она там без меня? Проснулась, поди. Возвращаться надо, некогда рассиживаться. И я поспешно вывалила на лешего все свои новости.
- И теперь что делать, не ведаю… - закончила почти жалобно. - Твоя… Матрена увидит, что бабули на месте нет, осерчает и чего-нибудь с собой утворит. А мне ребеночка жалко.
Леший помолчал, похрустел суставами, почесал в затылке:
- Да, положеньице… Матрена-то, как понесла, больше ко мне не захаживает. Я по-всякому уже пытался ее на разговор вызвать, только не хочет она. А ведь любил я ее по-честному, ни к чему не принуждал, никем не прикидывался… - Лесовик говорил будто через силу. Было заметно, что каждое слово дается ему с трудом. - К вам в Мохнатовку мне ходу нет - только за границу своих владений сунусь, разом вещуны Трехликого повяжут. Изводят они нашего брата подчистую. Тут неплохо бы с Ягой это дело обсудить. Бабка твоя женщина ушлая, но справедливая. Не верю я, что она могла по-злому дело повернуть. Но раз ты, Ягишна, ее колдонула… Даже и не знаю теперича…
Мы еще немного помолчали.
- Давай так, - решился леший, - ты Матрену, ягодку мою, у развилки встретишь и ко мне приведешь, я ее уговорю мне дитятко отдать.
- Тебе? - У меня просто глаза на лоб полезли. - Делать ты с ним что будешь? Шишками кормить, зверенка из него воспитывать?
- Любить я его буду. - Леший явно обиделся. - Любить и от беды беречь. А что, думаешь, не воспитаю?
Мне очень захотелось почесать в затылке. А ведь лесовик в чем-то прав. Маленькому полукровке не место среди людей - заморят они его, если не со зла, то по незнанию. Уж мне ли не знать, как жестоки бывают люди к непохожим на них созданиям?
- Ну хорошо, - не желала я окончательно сдаваться. - Матрена тебе ребенка отдаст, а что она в деревне скажет, как объяснит, куда новорожденный подевался?
- Я про то подумал, - лукаво ответил лесовик. - Мы тоже не лыком шиты, устроим для людей представление. Пусть все думают, что звери дикие ребенка в клочья порвали. А Матрена подыграет.
На это возразить мне было нечего. Пообещав, как стемнеет, привести к хозяину его разлюбезную, я стремглав помчалась домой.
- Лутоня! - догнал меня голос лешего.
- Чего? - обернулась я уже от границы перелесья.
- Ни о чем дедушку спросить не хочешь?
Вот ведь пройдоха, умеет будущность прорицать и вовсю этим пользуется. На мгновение задумавшись, я поняла, что хочу, и даже очень.
- Ты в кого сегодня рядился, когда ко мне вышел? Где это у нас такие иноземцы остроухие обитают?
- А не знаю, так, привиделся кто-то… Может, ты его когда встретишь, может, я… А что, понравился? Да не красней ты как маков цвет, дело-то молодое.
За спиной оглушительно хрустнула ветка, я заполошно дернулась на звук. Когда мой взгляд вернулся к месту, где только что стоял лешак, там уже никого не было. Хозяин! Последнее слово всегда за ним остаться должно. А щеки-то действительно горят… Надо будет по дороге речной водицей в лицо поплескать, остудиться маленько.
И я понеслась дальше - дел на сегодня наметилось просто невпроворот.
ГЛАВА 2
О новых знакомствах, волшебных предметах и делах давно минувших дней
Ай, бай, бай, бай,
Не ходи, старик Бабай,
Коням сена не давай…
Колыбельная
Дверь избушки заело, и я наподдала плечом. Заперто! Странно…
- Вы кто, тетенька? Мамка к соседке пошла, а чужих пускать мне не велено!
Бабушка, входящая во двор с коромыслом на плечах, была сама на себя не похожа. Простоволосая, в моем праздничном сарафане и сафьяновых сапожках, она выглядела одновременно странно и трогательно.
- Бабуль, мне бы прилечь, ик… - Брожулька явственно просилась наружу.
- Вы, тетенька, ложитесь где-нибудь у себя. Нечего по чужим дворам тыняться.
Яга решительно оттерла меня от двери и юркнула в дом. Я с открытым ртом осталась стоять на улице. Сквозь приоткрытое окошко слышалось задорное пение:
Столько теплых нам деньков -
Сколько во лесу пеньков.
Столько ясных ночек -
Сколько в поле кочек.