Всеславу вдруг вспомнились отцовы предсмертные слова - он их помнил и нынче, шестнадцать лет спустя. Тогда он с дюжиной кметей, разбрызгивая воду из луж и швыряя из-под копыт ошметья густой липкой грязи, подскакал к городовым воротам Полоцка. Сторожевые вои шагнули было навстречь, скрещивая копья, но тут же расступились, признав в переднем всаднике княжича. Не задерживаясь, Всеслав с кметями влетел в ворота, вихрем промчал по посаду, распугивая случайных встречных. Градские вжимались в заплоты, провожали взглядами забрызганных грязью всадников.
Всеслав прыгнул с седла, бросил поводья подбежавшему дворовому слуге и ринул вверх по ступеням, разбрызгивая грязь с сапог. Строенный ещё полсотни лет тому покойным дедом Изяславом да прабабкой Рогнедой княжий терем не скрипнул ни одной ступенькой - навыкло дерево к своему княжичу…
Навстречь бросился кто-то из дворовых. Всеслав оборотился, сжав зубы, но сдержался, признав своего пестуна - гридня Бреня. Не дворовый…
- Ну?! - бросил княжич коротко.
- Жив, - так же коротко ответил пестун.
- Веди, наставниче.
Отец был жив, хоть и встать с постели навстречь Всеславу не смог - подлая немочь уже в третий раз за последние полгода приковала полоцкого князя к постели.
- Здравствуй, Всеславе…
- Здравствуй, отче, - княжич припал лбом к холодеющей руке.
- Поднимись, - негромко, но властно велел Брячислав. От такого негромкого повеления, бывало, в иные времена кони шарахались. Теперь от могучего княжьего голоса только одёнки остались, но и того достало, чтоб сына встряхнуть. Княжич поднял голову. - Сядь.
Всеслав придвинул столец, поднялся и сел.
- Отче… - начал было он, губы запрыгали. Отворотился, унимая слёзы.
- Покинь! - велел князь, морщась, словно от кислого. - Не сепети, не баба. Дело слушай.
- Да, батюшка, - княжич сглотнул, утёр слёзы. Тряхнул головой, отгоняя навалившуюся стыдную слабость. И впрямь, не баба, скоро и воин уже! - Говори.
- Я думаю, ты слышал байки про то, будто твоя мать родила тебя от волхвования… - Брячислав трудно закашлялся, сплюнул в подставленный княжичем платок. Дверь чуть приотворилась, просунулась просительно чья-то голова, княжич свирепо зыркнул в ту сторону взглядом, и голова мгновенно исчезла. Всеслав не поспел разглядеть, кто это был - должно быть, кто-то из теремной челяди.
Наушники епископли.
- Слышал, - подавленно прошептал княжич. Неуж отец сейчас скажет, что это правда?
- Верил? - требовательно просипел князь.
- Нет, - как можно твёрже отверг Всеслав.
- Правильно, - отец снова кашлянул, но от нового приступа кашля сдержался. - И никогда не верь. Бабьи сплётки.
Он перевёл дыхание - в груди свистело, словно гудок играл скомороший.
- Они… они там болтают, будто ты, как Волх Славьич, от самого Велеса рождённый… - Брячислав криво усмехнулся. - Не верь. В рубашке ты родился, то верно. Так ведун от той рубашки кусочек засушил и велел тебе, не снимая, на шее носить.
Княжич невольно схватился рукой за кожаную ладанку с тиснёным Велесовым знаменом. Сколько себя помнил, столько она на шее и висела. А когда спрашивал - для чего да зачем, отец всегда отвечал - будет время, узнаешь. Пришло время, стало быть.
- Да, - чуть заметно кивнул князь. - Это она.
Всеслав ощутил лёгкое разочарование. Он никогда до конца не верил в слухи о своём рождении, но всё-таки… что-то свербело на душе, хотелось необычного. Все мы в отрочестве мечтаем о необычном.
Отец бросил на него косой взгляд:
- Волхвования не было… но не всё просто в твоём рождении…
Княжич вскинул глаза.
- Я тебе не рассказывал… У меня сыновей, опричь тебя… сам знаешь, нету. Когда твоя мать покойная во второй раз родила девку… я ведуна позвал.
Всеслав затаил дыхание.
- Ведун порчи никакой не нашёл, заговоры, какие надо, прочитал… - князь захрипел, отдышался и продолжил. - А на следующий год… ты родился. Отсюда слух и пошёл…
Княжич нетерпеливо кивнул - понимаю, мол.
- Есть и иное, - тускло сказал отец. - Никогда не бывает дыма без огня. Наклонись ко мне. Ближе.
От князя шёл лёгкий, чуть кисловатый запах старческой немощи, схожий с запахом старого воска. А ведь не стар ещё совсем отец, - подумал Всеслав невольно. Горячее дыхание Брячислава почти обжигало ухо.
- Ты уже не мальчик, должен понять… - свистящим шёпотом сказал князь. - Когда я был с твоей матерью… когда она тебя понесла… словно кто-то могучий был во мне. Чей-то дух, какая-то сила…
Всеслав приподнял голову, внимательно поглядел отцу в глаза - вблизь, в упор.
- Отче…
- Молчи! - отец зажмурился. - Я никогда не говорил и не скажу, что ты - не мой сын! Моя кровь! Ты во всём на меня схож! Но был тогда кто-то ещё… во мне. Его дух теперь в тебе. Смекай сам, Всеславе…
- Чей? - спросил Всеслав помертвелыми губами, невольно затаив дыхание.
- Когда ты родился, я на охоте был, - Брячислав открыл глаза, глянул на сына слезящимся взглядом. - Случилось там со мной… нечто… Видел я настоящего Сильного Зверя, прямого потомка самого Велеса.
- Ты же христианин, отче, - неосторожно укорил княжич. Не сдержался. И тут же прикусил язык. Отец не обиделся.
- Да какие мы христиане, - насмешливо ответил он. - Сколько в нас того христианства? Так… шелуха луковая…
- И… что?.. - недоверчиво спросил Всеслав.
- Верь, - хрипло возразил отец. - Ты избран богами. Ты отмечен самим Велесом!
Помолчали несколько мгновений.
- Потому я и не стал тебя крестить, хоть епископ и настаивал, - закончил князь.
- Я должен восстановить старую веру? - требовательно спросил княжич, неотступно глядя в глаза Брячиславу.
Князь долго молчал.
- Отче?! - чуть испуганно и вместе с тем вопросительно.
- Я не знаю, - ответил, наконец, Брячислав. - Может быть. Решай сам. С волхвами поговори. Сердце своё слушай - если ты и впрямь Велесом избран, поймёшь.
Князь снова замолк. И опять надолго.
- Может, уже и поздно. Надо было тогда ещё помочь Святополку… Как следует помочь, не так, как я помогал…
- Как?! - поразился Всеслав. - Так он же… братоубийца! Хуже Владимира!
- Грек болтал? Епископ? - криво усмехнулся князь. - Не верь. Это Ярослав их убил. Я - знаю!
- Откуда? - впору было челюсть подвязывать, чтоб не отвисала. Отец же только опять криво усмехнулся и повторил:
- Знаю. И ты - знай. И не жалей. По их вере - грехи отцов падут на детей… до седьмого колена…
- А ты…
- А я - со Святополком был, да! И к Любечу шёл, ему на помощь, да не поспел. До сих пор жалко… А после… сробел. Выжидал. Оборонялся. Ждал всё, когда Святополк на север пойдёт. Тогда, мол… Да и возревновал, пожалуй, к нему… А теперь, наверное, уже поздно. Тогда! Тогда ещё можно было всё поворотить иначе… Ныне… на одну нашу кривскую землю надежда… последняя надежда…
Отец смолк, горячечно дыша. Опять сплюнул - липкая, тягучая слюна потекла по подбородку. Всеслав утёр слюну, отбросил безнадёжно испачканный вышитый плат.
Мысли мешались, скакали испуганными зайцами - слишком много нового, неведомого прежде для княжича, сегодня открыл ему отец. Всеслав словно стоял перед отверстой бездной, на дне которой был ответ - кто он и что должен в жизни совершить.
Дверь снова отворилась, просунулась голова в чёрном монашеском клобуке. Лицо его при виде Всеслава скривилось, монах открыл было рот, но наткнулся на вмиг оледенелый взгляд княжича и захлопнул дверь.
- Ждут, вороны, - процедил неприязненно Всеслав. - Не терпится…
Полоцкий князь Брячислав Изяславич умер в ту же ночь. Умер тихо, почти не приходя в память.
В тайну своего рождения Всеслав поверил сразу. И во всё иное - тоже. Не стал бы князь Брячислав врать своему сыну и наследнику на смертном ложе. Не в его духе, да и незачем.
Предчувствие скорой войны вновь охватило полоцкого князя - весь этот поход, казалось, был пропитан этим предчувствием. Постоянные ссоры старших Ярославичей - это только один из признаков. Игорь Ярославич, младший из четверых братьев болен невесть чем, в дуб глядит - и кому его стол достанется?
По старшинству-то Ростиславу Владимиричу надлежит. Да только отец-то его, Владимир Ярославич, уже лет восемь как умер, на великом стол не побывав. И сейчас Ростислав - изгой, не имеющий права на великий стол. И из княжьей лествицы выпадает. Однако же Ярославичи, невесть для чего уже поставили Ростислава в один ряд с собой, дав ему вслед за Игорем волынский стол и позволив питать несбыточные, по мнению Всеслава, надежды. Ярославичи тут, так же как и с торками, сами роют себе яму.
Ростислав и будет тем камнем, швырнутым в омут, возмутившим спокойствие болота, тем камнем, от которого пойдут волны.
С войны, кою вели меж собой наследники Владимира Святославича, ныне минуло едва тридцать шесть лет. Одно поколение. У многих эта война ещё на памяти, хотя люди за время правления Ярослава уже привыкли к миру.
Но спокойствие это - показное. Как угли под пеплом, тлеют непогашенные, нерешённые угрозы. И нужен только приток свежего воздуха, чтобы угли полыхнули бушующим пламенем.
После поражения Святополка война стихла, застыла в неустойчивом равновесии, хотя было ясно, что это ненадолго, и что скоро это равновесие взорвётся новой большой войной.
Оставалось только понять - когда?
И Всеслав Брячиславич знал - скоро.
Горько сознавать, что именно тебе доведётся быть главным смутьяном, и то, что не именно ты первым нарушишь спокойствие - утешение слабое.
Слабое, княже Всеслав.
Но ты не можешь иначе. Ты, потомок Дажьбога, человек с духом Велеса.