И осталась она
после него с тремя малолетними детьми в уезде далеком и зверском, где и я тогда
находился, и осталась в такой нищете безнадежной что я хотя и много видал
приключений различных, но даже и описать не в состоянии. Родные же все
отказались. Да и горда была, чересчур горда... И тогда-то милостивый государь,
тогда я, тоже вдовец, и от первой жены четырнадцатилетнюю дочь имея, руку свою
предложил, ибо не мог смотреть на такое страдание. Можете судить потому, до
какой степени ее бедствия доходили, что она, образованная и воспитанная и
фамилии известной, за меня согласилась пойти! Но пошла! Плача и рыдая и руки
ломая - пошла! Ибо некуда было идти. Понимаете ли, понимаете ли вы, милостивый
государь, что значит, когда уже некуда больше идти? Нет! Этого вы еще не
понимаете... И целый год я обязанность свою исполнял благочестиво и свято и не
касался сего (он ткнул пальцем на полуштоф), ибо чувство имею. Но и сим не мог
угодить; а тут места лишился, и тоже не по вине, а по изменению в штатах, и
тогда прикоснулся!.. Полтора года уже будет назад, как очутились мы наконец,
после странствий и многочисленных бедствий, в сей великолепной и украшенной
многочисленными памятниками столице. И здесь я место достал... Достал и опять
потерял. Понимаете-с? Тут уже по собственной вине потерял, ибо черта моя
наступила... Проживаем же теперь в угле, у хозяйки Амалии Федоровны
Липпевехзель, а чем живем и чем платим, не ведаю. Живут же там многие и кроме
нас... Содом-с, безобразнейший... гм... да... А тем временем возросла и дочка
моя, от первого брака, и что только вытерпела она, дочка моя, от мачехи своей,
возрастая, о том я умалчиваю. Ибо хотя Катерина Ивановна и преисполнена
великодушных чувств, но дама горячая и раздраженная, и оборвет... Да-с! Ну да
нечего вспоминать о том! Воспитания, как и представить можете, Соня не получила.
Пробовал я с ней, года четыре тому, географию и всемирную историю проходить; но
как я сам в познании сем был некрепок, да и приличных к тому руководств не
имелось, ибо какие имевшиеся книжки... гм!.. ну, их уже теперь и нет, этих
книжек, то тем и кончилось все обучение. На Кире Персидском остановились. Потом,
уже достигнув зрелого возраста, прочла она несколько книг содержания
романического, да недавно еще, через посредство господина Лебезятникова, одну
книжку - "Физиологию" Льюиса[7], изволите знать-с? - с большим интересом прочла
и даже нам отрывочно вслух сообщала: вот и все ее просвещение. Теперь же
обращусь к вам, милостивый государь мой, сам от себя с вопросом приватным: много
ли может, по-вашему, бедная, но честная девица честным трудом заработать?..
Пятнадцать копеек в день, сударь, не заработает, если честна и не имеет особых
талантов, да и то рук не покладая работавши! Да и то статский советник Клопшток,
Иван Иванович, - изволили слышать? - не только денег за шитье полдюжины
голландских рубах до сих пор не отдал, но даже с обидой погнал ее, затопав
ногами и обозвав неприлично, под видом будто бы рубашечный ворот сшит не по
мерке и косяком. А тут ребятишки голодные... А тут Катерина Ивановна, руки
ломая, по комнате ходит, да красные пятна у ней на щеках выступают, - что в
болезни этой и всегда бывает: "Живешь, дескать, ты, дармоедка, у нас, ешь и
пьешь и теплом пользуешься", а что тут пьешь и ешь, когда и ребятишки-то по три
дня корки не видят! Лежал я тогда... ну, да уж что! лежал пьяненькой-с, и слышу,
говорит моя Соня (безответная она, и голосок у ней такой кроткий...
белокуренькая, личико всегда бледненькое, худенькое), говорит: "Что ж, Катерина
Ивановна, неужели же мне на такое дело пойти?" А уж Дарья Францевна, женщина
злонамеренная и полиции многократно известная, раза три через хозяйку
наведывалась.