То ли взвившийся на дыбы конь тому виной, то ли ковбой из меня, как из говна - пуля, но лассо, нацеленное на шею, упало на лошадиный круп и, соскользнув, затянулось на хвосте мертвой петлей. Взмахнув мощными крыльями, пегас оторвался от земли, я едва успел захлестнуть свободный конец веревки вокруг дерева, как последовал столь мощный рывок, что яблоня наполовину выдернула корни из земли. Все это происходило в считанные мгновения, но перед моими глазами до конца дней будет стоять картина, достойная кисти гения сюрреализма: крылатый конь, рвущийся в небо, но удерживаемый, как шмель на ниточке, за хвост, привязанной к яблоне веревкой, я, обхвативший яблоню руками, словно это могло удержать медленно вылезающее из земли дерево, и Скилла, взывающая к звездному небу, словно замерзший волк:
- Остановись! Именами забытых богов приказываю тебе: остановись, Танат! Остановись, иначе самого Перуна призову!
При имени грозного бога молний, крылатый конь смирился, и, тяжело дыша, опустился на землю, гневно и презрительно кося на нас налитыми кровью глазами:
- Жаловаться побежишь, Скилла? Мы же с тобой одной крови - ты и я…
- Это - Россия, Танат, - напомнила Скилла. - а не джунгли. Здесь телесным идея владеет. Так что с зовом крови ты страной ошибся. Ты воруешь, мы ловим.
- Вот - вот, - вздохнул конь. - При Перуне так не было. При Перуне род был важнее всего…
- Земля эта больше не во власти твоего господина, - не стала вдаваться в дискуссии Скилла. - А мы тебя на краже, с поличным повязали… Ай-яй-яй, Танат, конь самого Перуна, а тыришь молодильные яблоки по ночам, как мелкий урка - консервы из продмага…Не стыдно?
Конь опустил голову, его бока тяжело вздымались.
- Ты же знаешь, - ответил он после долгой паузы. - мы вымираем… в нас больше не верят… Из мира уходит магия и ворожба…
- Зато им на смену приходят другие чудеса, - возразила Скилла. - Не природных сил, а человеческого духа и веры. Тебе, сыну стихий, этого не понять, но человек овладевает и этой частью мира… Стало быть, ты решил попытаться остановить вырождение с помощью княжеской виагры? Ох, Танат, Танат… Сраму-то сколько… Что делать будем?
- Что ты хочешь? - угрюмо спросил Танат.
- Надо виру платить, - оскалилась Скилла. - Ты яблочки пер для продолжения рода, стало быть и откупом тебе станет…
- Нет!!!
- А куда ты денешься, - Скилла смотрела на раздувающего ноздри коня, как опер на неумелого домушника. - Это я тебе еще, по старой памяти, поблажку делаю. Хочешь, все по закону будет?
Танат тяжело вздохнул и ударил копытом о землю. Посреди ночного сумрака сверкнула молния, и рядом с ним возник…
- Конек-горбунок?! - изумился я. - Это-то нам зачем?!
- Молчи, мужик говорящий! - едва ли не взвыла Скилла. - Лучше просто молчи!.. Что ж, ты щедр, Танат. И ты уплатил свою виру. Произошедшее этой ночью умрет с восходом солнца, и никто никогда ничего не узнает… Мне жаль тебя, любимец старых богов, но ты должен уйти из этого мира. Власть падших ангелов, правивших им, подошла к концу.
- Тебе тоже придется уйти, рано или поздно, - напомнил Танат. - Я не понимаю твое служение новым… хозяевам…
- Поэтому ты и уходишь, - кивнула Скилла. - Тут не только понимать, тут еще и эволюционировать надо… И не только телесно. Впрочем, в этом я тебя никогда убедить не смогу. Извини…Прощай.
Танат презрительно фыркнул, ударил копытом и исчез, в блеске молнии.
- И что мне теперь делать с этим теленком-мутантом? - спросил я у Скиллы.
- Чем больше с тобой общаюсь, тем больше убеждаюсь, что ты просто говорящий мужик, - вздохнула она. - Бери, дурень. Даренному коню в зубы не смотрят.
- Теперь вы будите обо мне заботиться? - тоненьким голосом спросил жеребенок.
- А у нас есть выбор? - риторически вопросил я. - Компания, как я чувствую, у нас подбирается небольшая, но душевная: говорящая собака, говорящий конь, и говорящий мужик… Что ты хоть делать умеешь, квазимодо парнокопытное?
- Молоко пить, - признался жеребенок. - У вас есть молоко?
- Понятно, - вздохнул я. - Ты у нас явно приживешься… Надеюсь, теперь уже можно идти спать? Не табун же пегасов здесь пастбище устроил? Кстати, кто-нибудь знает способ зарыто обратно вырванные, и склеить поломанные яблони?..
Однако, сразу завалиться на боковую, мне так и не удалось. Пока я разыскивал для ноющего жеребенка молоко, пока припирался с ключницей насчет помещения для ночевки моего зверинца, наступило утро. Мне показалось, что я только - только приклонил голову, а надо мной уже горестно причитал знакомый, картавый голос:
- Я верю, что ночью в саду вы бились с целым полчищем драконов, и даже верю, что они больше не станут жрать княжеские яблоки, но, Иван, неужели нельзя было уговорить их выйти на битву, где-нибудь в чистом поле? Вы же выкорчевали половину сада! Что я скажу князю? Послал сберечь пару - другую яблок, и выдрал с корнем пару - другую яблонь? Он меня не поймет…
- Извини, Соломон, - искренне покаялся я. - Хотели, как лучше…
- А получилось, как всегда, - понимающе покивал он. - Национальная отмазка. Знаете, почему у вас все так, через… "как всегда"? Вы никак не можете повзрослеть. Вот вам и весь секрет "загадочной русской души". Вы как дети. До глубоких седин. И любите, как дети, и деретесь, как дети, и мечтаете, как дети, и верите, как дети… Не Россия, а остров вечно юного Питера Пэна, никак не желающего взрослеть. Вам не князья, вам отцы и матери нужны. Когда-нибудь, так князей величать и станете: царь-батюшка, царица-матушка… Вай! Что это у вас?!
Я посмотрел на обнюхивающего Соломона жеребенка, и обомлел: за ночь шельмец подрос до уровня весьма упитанного пони, даже горбик стал еще толще и уродливее.
- Местный мутант, - пояснил я. - Результат генетических экспериментов над лошадью Пржевальского. Прибился к нам по дороге.
- Прибился значит, - покивал Соломон. - Что ж… Ладно, теперь к делу. Прибыл Муромец, так что, оставляй свой зверинец здесь и иди в светлицу. Князь благословит тебя перед дорогой. Это большая честь.
- Я бы предпочел наличные, - признался я.
- Как казначей, я бы предпочел, что бы тебя все - таки благословили, - вежливо улыбнулся мне Соломон. - Это большая честь, но маленькие расходы…
Войдя в светлицу, я поклонился, и встал рядом с Муромцем. Старый богатырь буквально светился от удовольствия: на его груди лежала массивная, в три пальца, золотая цепь, а широкие кисти охватывали браслеты из чистого золота - Соломон выполнил свое обещание доставить Муромца во дворец в цепях… Кроме нас и князя, в светлице находились еще двое: двухметровый богатырь, в расшитой красными петушками рубашке, с круглым, как блин и навечно застывшим в жизнерадостной улыбке лицом, и незаметно проскользнувший в горницу, вездесущий Соломон.
- А теперь, когда раздача пряников закончилась, и старые обиды позабыты, я должен просить вас о службе, - тяжело поднялся со своего трона князь. - Страшная беда пришла в мой дом, но знать о ней должны лишь вы, иначе может случиться не поправимое…
Князь ровным шагом мерил светлицу, и голос его был спокоен и тих, но в осанке и поникших плечах, было что-то такое, что мне даже стало жаль этого жестокого и сильного человека, день назад едва не повесившего меня на воротах…
- У меня украли дочь, - сказал князь. - Похитили прямо из дворца. Пока, хоть и с огромным трудом, но ее исчезновение удается скрывать, но княжеская дочь - не иголка, а шила в мешке не утаишь… Верните ее во дворец. И как можно быстрее.
- Не проще ли бросить кличь по стране, - удивился подобной скрытности Муромец. - На поиски устремятся лучшие богатыри земли русской. Да и всем миром искать легче: кто-то что-то видел, кто-то что-то слышал, кто-то о чем-то догадывается… К чему эти тайны?
Князь поморщился, словно куснул молодильного яблока, но промолчал, вместо него ответил Соломон:
- Не все так просто, богатырь. Украли именно Василису Премудрую…
При этом лица у всех стали такие, словно это сообщение давало ответ на все вопросы, один я стоял дуб - дубом и безуспешно пытался отыскать разгадку шарады: почему это именно исчезновение Василисы надо хранить в строжайшей тайне?
- Сын кухарки видел, как в ночь похищения из окна горницы Василисы вылетел огромный змей, - продолжал Соломон. - Последних змеев в наших… в ваших краях, истребили лет двадцать назад, но, по слухам, далеко в горах, к северу отсюда, обосновался Кощей Бессмертный… Кстати, совершенно идиотское и бессмысленное прозвище - "бессмертный раб"… И этот "бессмертный раб" то ли вывел, то ли заклинаниями вызвал из тьмы, целую стаю этих жутких пресмыкающихся. Это - след. Вам надлежит ехать туда, найти княжну, и… дальше - по обстоятельствам.
- Сделаем, - коротко пообещал Илья.
- Да, но… Это еще не все, - остановил его Соломон. - Не знаю, как и сказать…
- Да что тут мямлить, говори, как есть - вновь вступил в разговор князь. - В общем, обратился я за просьбой к волхвам, Илья. Знаю, знаю, что негоже православному, но это моя дочь, ты пойми! Они сказали, что уничтожить нечисть сможет лишь Иван - дурак.
Краснощекий молодец в белой рубахе тщеславно выпятил бочкообразную грудь. Муромец недобро покосился на будущего спутника и мрачно уточнил:
- Тогда я вам зачем?
- Илья, - проникновенным голосом заговорил Соломон. - все знают, кто лучший богатырь земли русской. Ты же православный, ты умеешь смирять гордыню. До того ли сейчас, кому слава достанется? Дело надо делать. Тебе надо довести до места человека, который сумеет взять необходимое. Сделай…
Илья подумал, и нехотя кивнул.