Возможности — это было все, о чем я мог мечтать.
Наконец в дверях появилась Дэйси и сообщила, что заказ принесли; мы все вместе прошли в большую комнату, где центральный стол был уже освобожден от книг и уставлен тарелками, на нем лежали приборы, салфетки, в центре помещались два больших блюда с аппетитно выглядящими бутербродами, украшенными листочками кресс-салата.
Сотрудники Ронни повыскакивали из своих кабинетов, чтобы присоединиться к нам. В общей сложности нас оказалось семеро, включая Дэйси и ее сестру. Я сразу же подналег на еду, однако меня не покидала надежда, что делаю я это не очень заметно. Говядина, ветчина, грудинка, сыр — когда-то эти считавшиеся обычными блюда нынче стали деликатесом. Бесплатный завтрак и обед.
Хорошо бы Ронни присылал свои письма с деловыми приглашениями как можно чаще.
Тремьен, блистая красноречием, вновь убеждал меня в недальновидности писателей, специализирующихся на конноспортивной теме; держа бокал в одной руке, а бутерброд в другой, он кипел от негодования, в то время как я с набитым ртом кивал в знак согласия, делая вид, что внимательно его слушаю.
Тремьен с большой убедительностью продемонстрировал мощный заряд уверенности в себе, однако было в его настойчивости что-то, странным образом опровергающее ее. Складывалось впечатление, что необходимость написания книги вызвана желанием доказать, что он не зря прожил жизнь, как будто фотографий и других документов ему недостаточно.
— Сколько вам лет? — неожиданно спросил он, прервав себя на полуслове.
— Тридцать два, — промычал я, прожевывая очередной кусок.
— Вы выглядите моложе.
Я даже не смог сообразить, что более подходит для ответа: «благодарю» или «извините», поэтому слегка улыбнулся и продолжил трапезу.
— Вы сможете написать биографическую книгу? — вновь неожиданно спросил он.
— Не знаю, никогда не пробовал.
— Я бы сделал это сам, — негодующе заметил он, — но у меня нет времени.
Я понимающе кивнул. Если уж и существует чья-то биография, на которой я бы не хотел сломать зубы, то это, точно, его. Чересчур сложно.
Неожиданно рядом с ним возник Ронни и отвел в сторону; я же в промежутке между дожевыванием куска говядины с чатни и выслушиванием сетований Дэйси на систему компьютерной защиты мог наблюдать за Ронни, наигранно кивающим головой, и Тремьеном, продолжавшим кипеть от негодования. Наконец, когда на блюдах осталось лишь несколько перышек кресс-салата, Ронни весьма твердо попрощался со своим гостем, который все еще не желал уходить. — В настоящий момент нет ничего конкретного, что бы я мог предложить с пользой для тебя, — увещевал Ронни, пожимая вялую руку Тремьена и буквально выталкивая его в дверь дружеским хлопком по плечу. — Предоставь это мне, я посмотрю, что можно сделать. Звони.
С явной неохотой Тремьен наконец удалился; Ронни же, не выказывая ни малейших признаков облегчения, повернулся ко мне.
— Теперь пойдем, Джон. Извини за то, что продержал тебя так долго, — сказал он, направляясь обратно, в свой кабинет.
— Тремьен спрашивал, писал ли я биографические очерки, — сообщил я, усаживаясь в свое прежнее кресло для посетителей.
Ронни бросил на меня быстрый взгляд, размещаясь в своем мягком темно-зеленом кожаном кресле и как бы в нерешительности плавно раскачиваясь из стороны в сторону. Наконец он прекратил эти манипуляции и спросил:
— Он предложил тебе работу?
— Не совсем так.
— Мой совет тебе — не думай об этом.
Не дав мне времени убедить его в том, что я и не собираюсь думать об этом, он продолжал:
— Справедливости ради стоит сказать, что он хороший берейтор и пользуется широкой известностью в конноспортивной среде.