Это был агент тайной
полиции Бретшнейдер. Трактирщик Паливец мыл посуду, и Бретшнейдер тщетно пытался
завязать с ним серьезный разговор.
Паливец слыл большим грубияном. Каждое второе слово у него было "задница" или
"дерьмо". Но он был весьма начитан и каждому советовал прочесть, что о последнем
предмете написал Виктор Гюго, рассказывая о том, как ответила англичанам старая
наполеоновская гвардия в битве при Ватерлоо.
-- Хорошее лето стоит,-- завязывал Бретшнейдер серьезный разговор.
-- А всему этому цена -- дерьмо! -- ответил Паливец, убирая посуду в шкаф.
-- Ну и наделали нам в Сараеве делов! -- со слабой надеждой промолвил
Бретшнейдер.
-- В каком "Сараеве"? -- спросил Паливец.-- В нусельском трактире, что ли?
Там драки каждый день. Известное дело -- Нусле!
-- В боснийском Сараеве, уважаемый пан трактирщик. Там застрелили эрцгерцога
Фердинанда. Что вы на это скажете?
-- Я в такие дела не лезу. Ну их всех в задницу с такими делами! -- вежливо
ответил пан Паливец, закуривая трубку.-- Нынче вмешиваться в такие дела -- того
и гляди сломаешь себе шею. Я трактирщик. Ко мне приходят, требуют пива, я
наливаю. А какое-то Сараево, политика или там покойный эрцгерцог -- нас это не
касается. Не про нас это писано. Это Панкрацем пахнет.
Бретшнейдер умолк и разочарованно оглядел пустой трактир.
-- А когда-то здесь висел портрет государя императора,-- помолчав, опять
заговорил он.-- Как раз на том месте, где теперь зеркало.
-- Вы справедливо изволили заметить,-- ответил пан Паливец,-- висел когда-то.
Да только гадили на него мухи, так я убрал его на чердак. Знаете, еще позволит
себе кто-нибудь на этот счет замечание, и посыплются неприятности. На кой черт
мне это надо?
-- В этом Сараеве, должно быть, скверное дело было? Как вы полагаете,
уважаемый?..
На этот прямо поставленный коварный вопрос пан Паливец ответил чрезвычайно
осторожно:
-- Да, в это время в Боснии и Герцеговине страшная жара. Когда я там служил,
мы нашему обер-лейтенанту то и дело лед к голове прикладывали.
-- В каком полку вы служили, уважаемый?
-- Я таких пустяков не помню, никогда не интересовался подобной мерзостью,--
ответил пан Паливец.-- На этот счет я не любопытен. Излишнее любопытство вредит.
Тайный агент Бретшнейдер окончательно умолк, и его нахмуренное лицо
повеселело только с приходом Швейка, который, войдя в трактир, заказал себе
черного пива, заметив при этом:
-- В Вене сегодня тоже траур.
Глаза Бретшнейдера загорелись надеждой, и он быстро проговорил:
-- В Конопиште вывешено десять черных флагов.
-- Нет, их должно быть двенадцать,-- сказал Швейк, отпив из кружки.
-- Почему вы думаете, что двенадцать? -- спросил Бретшнейдер..
-- Для ровного счета -- дюжина. Так считать легче, да на дюжину и дешевле
выходит,-- ответил Швейк.
Воцарилась тишина, которую нарушил сам Швейк, вздохнув:
-- Так, значит, приказал долго жить, царство ему небесное! Не дождался даже,
пока будет императором. Когда я служил на военной службе, один генерал упал с
лошади и расшибся. Хотели ему помочь, посадить на коня, посмотрели, а он уже
готов -- мертвый. А ведь метил в фельдмаршалы. На смотру это с ним случилось.
Эти смотры никогда до добра не доводят. В Сараеве небось тоже был какой-нибудь
смотр. Помню, как-то на смотру у меня на мундире не хватило двадцати пуговиц, и
за это меня посадили на четырнадцать дней в одиночку.