- А? - испуганно вскочил я, машинально пряча монету за спину. Тетя Клава ехидно захихикала.
Обладатель противного баса был одет в "вареные" джинсы, яркий, морковного цвета, свитер и темные цейсовские очки. Но не его одеяние заставило меня вздрогнуть аж до кончиков ушей. Незнакомец начисто был лишен подбородка и бровей. Я понял, что передо мной инопланетянин. Оттуда, с Большого Колеса.
- Я… э-э… вы оттуда? - пролепетал я шепотом. - Прилетели?.. Может, я что-то не так… не того?..
- Ты часом не сбрендил, папаша? - пробасил инопланетянин и, махнув рукой, ступил на мостовую.
- Осторожно! - крикнул я, но было поздно: огромный КАМАЗ, груженный ржавыми трубами, налетел на инопланетянина и сшиб его. Я зажмурился и до крови закусил нижнюю губу. Когда я вновь открыл глаза, все было тихо. Ни КАМАЗа, ни инопланетянина, ни даже цейсовских очков. Прохожие как ни в чем не бывало торопились по своим делам, а тетя Клава спокойно и непринужденно беседовала с клиентом об исчезновении сахара и предстоящем визите Рейгана в Москву.
"Показалось, что ли?" - недоумевал я, садясь в подошедший автобус.
- Николай Николаевич! - крикнула мне вдогонку тетя Клава. - Прессу забыли!
Но я уже не слышал ее. Я стоял на задней площадке "Икаруса" и был похож на человека, над которым поработал первоклассный гипнотизер: я ничего не видел, не слышал, не чувствовал. "Что же это было? Что же это было?" - неустанно спрашивал я себя, но ответа не находил.
На работу я опоздал. Евграф Юрьевич, заведующий лабораторией и мой непосредственный начальник, высокий, тучный мужчина лет пятидесяти со строгим голосом, обширной лысиной (но моя все равно была больше) и большими очками на крупном носу, при виде меня покачал головой и демонстративно посмотрел на часы. Я виновато развел руками и произнес дежурное оправдание: "Транспорт!", на что завлаб согласно кивнул. Считалось, что после этого кивка опоздавший реабилитирован. Я возвестил общее "Здрасьте!", плюхнулся на скрипнувший подо мной стул и приступил к своим непосредственным обязанностям.
Но не прошло и пяти минут, как мои мысли вновь вернулись в русло событий часовой давности. Безбородый инопланетянин в морковном свитере никак не выходил у меня из головы. "Сшибла его машина или нет? - думал я. - Если да, то почему не осталось никаких следов, почему никто ничего не заметил? А если нет… Если он не попал под этот чертов КАМАЗ, то был ли он вообще? Дьявольщина! Опять, что ли, мистификация? И еще этот червонец…"
Я разжал руку. Золотая монета 1912 года выпуска удобно лежала в моей пятерне и в ее реальности мог усомниться лишь слепой или идиот. Ни тем, ни другим я себя не считал. "Значит, был, - решил я. - И, значит, его сшибли. Или не сшибли?.." И опять тот же круг вопросов, на которые никак не находилось ответов.
- Что это вы там разглядываете, Николай Николаевич? - раздался вдруг над самым моим ухом любопытный голос Тамары Андреевны, дамы вполне определенной наружности и совершенно неопределенного возраста. Относительно ее возраста существовал ряд поразительнейших гипотез, но все они сводились к одному: сорок ей уже было, восьмидесяти еще нет, а где именно на этом интервале лет она в данный момент застряла, неизвестно, пожалуй, даже ФБР. Работала она старшим экономистом.
- Ну-ка, покажите! - потребовала она игриво, пытаясь скрыть за фамильярностью свое беспредельное любопытство.
"Сейчас, разбежалась", - со злостью подумал я и спрятал руку с монетой в карман.
- Ай-яй-яй! Нехорошо, Николай Николаевич, - укоризненно покачала головой Тамара Андреевна. - Я же видела, у вас новый юбилейный рубль с изображением Горького. Ну покажите!
В этот момент дверь отворилась, и в лабораторию ввалился запыхавшийся Завмагов, здоровенный круглый детина на исходе четвертого десятка лет, сотрудник соседнего отдела и к тому же страстный футбольный болельщик.
- Здорово, старик, - прохрипел он, подкатываясь ко мне. - Не занят? Пойдем отравимся.
- Прежде всего следовало бы поздороваться с дамой, - обиженно поджав губы, произнесла Тамара Андреевна и гордо вскинула голову.
Изобразив на круглом лице удивление только что разбуженного человека, Завмагов сказал:
- А, черт… Извините, сударыня, не заметил. Тут такое случилось…
- Что, что случилось? - встрепенулась Тамара Андреевна, не в силах более выдерживать тон обиженной добродетели. Глаза ее так и пылали от любопытства.
Я встал.
- Пойдем, - буркнул я, беря приятеля под локоть, - а то, сам знаешь - не отвертишься…
- Угу, - кивнул Завмагов, и мы вышли.
- Что стряслось? - спросил я, закуривая.
- Как - что? Ты что, еще ничего не знаешь? - удивился Завмагов. - Наши голландцам продули! Два - ноль!
- Тьфу! - с досадой плюнул я. - Сапожники! Не смогли чуть-чуть до золота дотянуть. Впрочем, этого и следовало ожидать. Удивительно, как вообще наши в финал вышли.
- Во-во!.. А все равно обидно.
Мне пришла в голову озорная мысль: "А что, если прочесть думы этого битюга? Если они у него есть, конечно".
Выяснилось следующее. Мыслей, как я и опасался, в голове у Завмагова практически не оказалось. Обычная констатация фактов, которые Завмагов аккуратно складировал в своей поистине феноменальной памяти. Внушительные размеры черепной коробки предполагали не менее внушительный объем головного мозга, который, в свою очередь, целиком и полностью использовался его владельцем как вместилище для всего, что он видел, слышал, обонял и осязал.
Такие функции мозга, как анализ накопленной информации, принятие решений на основе этого анализа, отбор наиболее значительных фактов и предоставление им приоритетных мест в памяти напрочь отсутствовали у Завмагова. Нагромождение никому не нужной информации, обрывки каких-то сведений, слухов, историй, анекдотов в изобилии хранились в его круглой голове. И лишь одна область человеческих знаний перерабатывалась мозгом Завмагова полностью; этой привилегией пользовался футбол и все, что его окружает. Он помнил поименно всех игроков как наших команд, так и зарубежных, включая запасных, он знал, кто, с кем, в каком году и с каким счетом сыграл, он знал всех призеров всех чемпионатов на протяжении всей истории существования футбола, он, наконец, знал биографии самых выдающихся игроков. Завмагов слыл ходячим справочником по футболу, и не раз сотрудники института, такие же страстные поклонники футбола, обращались к нему за справкой или информацией, а в разрешении футбольных споров его мнение считалось истиной в последней инстанции. В разговорах о футболе Завмагов проявлял чудеса сообразительности и ума, за что и прослыл человеком эрудированным и знающим. Он не только давал верные оценки футбольным событиям, но и абсолютно точно предсказывал, кто сколько кому настучит, кому достанется золото, кому - серебро, а кому прочие металлы. Это дало ему возможность несколько раз крупно выиграть в "Спортпрогноз", за что он получил в общей сложности довольно кругленькую сумму, которую и вложил в новенькую "восьмерку". Обо мне, как выяснилось, Завмагов не думал ни хорошо, ни плохо. Он никак обо мне не думал. Он вообще ни о ком ничего не думал. Фиксировал факт встречи с тем или иным человеком, записывал на корочку тот или иной разговор - и все, баста, на этом мозг Завмагова заканчивал свою работу. Ни мнения о ком-либо, ни своей оценки поведения окружающих его людей этот феномен не имел.
Говорить с ним можно было только о футболе. Только о футболе, и ни о чем другом. Садясь на своего любимого конька, он раскрывал перед вами то талант великолепного рассказчика, то способности внимательного слушателя, то дар глубокого аналитика, но стоило его (умышленно или случайно) увести в сторону от футбольной тематики, как перед вами представал лупоглазый туповатый субъект, напоминающий рыбу, только что вытащенную из родной стихии и брошенную на горячий песок.
- А все-таки были у наших моменты, - продолжал ходячий феномен, - были, старик, я сам видал. Протасов трижды такую возможность упустил! Эх!.. Хотя, спору нет, голландцы играли сильнее. Первоклассная команда, не нам чета. Да что уж там говорить, прошлого не вернуть. И все же могли, могли ведь!..
Весть о проигрыше расстроила меня. Нахмурив брови и тупо глядя на покрытую шапкой бычков некогда белоснежную урну, я молчал. Молчал бы я и дальше, если бы Завмагов вдруг не изменил тему разговора.
- А ты, старик, кажется, рыбачишь по выходным? Или я тебя о кем-то спутал? - спросил он, с нескрываемым любопытством глядя на мою переносицу.
- Ну, рыбачу, - нехотя ответил я.
- А где, если не секрет?
Я забеспокоился. Если даже этот тип заинтересовался подробностями моей рыбалки, то чего же ожидать от других!
- Секрет, - буркнул я. - Сам знаешь, грибники и рыбаки своих тайн не выдают. А что это ты вдруг моей рыбалкой заинтересовался?
Завмагов заговорщически подмигнул, огляделся и, перейдя на шепот, вдруг зачастил:
- Знаешь, старик, я тут краем уха слыхал жуткую вещь: будто бы в районе то ли Истринского, то ли Клязьменского водохранилища засекли летающую тарелку. Вот я и подумал, может, ты что-нибудь знаешь…
- Когда? - затаив дыхание, спросил я.
- Да вот как раз в эти выходные. А ты что, видел?
- Ничего я не видел, - резко ответил я, отворачиваясь к окну. - Я двое суток просидел на Истринском и могу поклясться, что ни тарелок, ни блюдец, ни тем более самоваров над водохранилищем не пролетало.
- Значит, остается Клязьменское, - сказал Завмагов. - Ну ладно, старик, извини за назойливость, пойду вкалывать, а то начальство мне все ухи оборвет. Пока!
Мы расстались, и я вернулся на свое рабочее место.