Потом поехали в дом престарелых слушать сказки про то как отважно папа управлялся с костылем и калоприемником. Я конечно обобщаю, как часто бывает.
Я немного отвлекся от своего повествования? Что ж, в этом состоит привилегия устной традиции. Не надо колкостей. Я теперь куда чувствительней. Значит так. Позвольте мне свести в таблицу мое последнее десятилетие a la facon de Стью. Мы уехали из Франции. Джилл привезла нас сюда. Джилл привезла нас домой. Что я там говорил, что каждый брак – это союз воинствующей стороны и амортизатора? Наш маленький деревенский домик из желтого известняка продали какому-то бельгийскому воротиле. Увы, он не из Блестящей Шестерки. А что дальше – вы знаете. Кью Стюарт – тот, что рекламирует по ящику страхование жизни: «Стоит вам уйти с рынка недвижимости и вернуться будет очень непросто». Что правда, то правда, малыш Стью. Денег, вырученных за продажу идиллического, пригретого солнышком пристанища в Лангедоке с ухоженным огородом хватило на оплату половины стоимости прокопченого дома на окраине Лондона, координаты которого мне неловко упомянуть. Даже почтальон с трудом находит сюда дорогу. Случается, что заезжает автобус, если какой-нибудь разгневанный абориген пригрозит водителю пушкой и заставит исполнить полезную общественную службу.
Союз наш был благословлен рождением еще одного дитя. Мэри, сестра Софи. До чего же малышки любят своего папочку. Льнут ко мне как занавеска в душе. Софи всегда серьезна, хочет во всем совершенства. Мэри – по ней уже сейчас видно, что это настоящая маленькая мадам.
Я это уже говорил? Про занавеску? А вы ведь присматриваете за мной. Вот цена того, что затеваешь развлечение. Рассыпаешь bons mots как bonbons и непременно кто-нибудь из первого ряда швырнет в тебя конфетной оберткой. Эй, уже было с такой начинкой! Вот что – в мире не так и много карамелек. Вы еще начните возмущаться по поводу того, что все, что написано – так или иначе лишь вариации нескольких исходных фабул. Что ж, мне это прекрасно известно, учитывая ту пьесу, над которой я сейчас работаю. Да, пока не на бумаге. Признаю, что последние десять лет некоторые мои художественные замыслы имели довольно triste [28] завершение. Так случилось, что мне пришлось вновь вернуться в Школу Английского Языка Мистера Тима, подобно тому, как собака возвращается к своей блевотине, и все ради того, чтобы немного подработать и добыть голубцов к общему столу. Боюсь, что дух «с девяти до пяти» никогда не сидел в Оливере.
Однако, куда ни кинешь взгляд, везде он зеленеет словно лавровое деревце. Или я просто стал лучше замечать такие вещи? С тех пор как мы вернулись в Лондиниум Ветус [29] , покинув земли, где и не слыхали о брюссельской капусте, мне все более очевидно, что пропасть между успехом и поражением еще никогда не была столь – можно хотя бы сейчас избежать этого слова? Боюсь нет – вульгарной. С одной стороны – глянцевые внедорожники, все эти чарджеры, трастеры, крузеры и просто супермощные задиры. С другой стороны – морально неустойчивые юнцы из службы доставки пиццы на откровенно слабеньких мопедах, бесстыдно исследующие начинку стоит им только притормозить перед «спящим полицейским». Думают ли вообще напористые заправилы, вознесшиеся над траспортным потоком, о ленивых курьерах Four Seasons – с двойным луком и помидорами, нет, не томатная паста, а именно свежие помидоры, двойной перчик и еще двойной зеленый горошек? Мелкает ли у них такая мысль? Если лицемерие это дань, которую порок предлагает добродетели, то стиль являлся данью, которую богатые платили бедным. Теперь все не так.
И вот еще. Если они называются внедорожники, то почему, черт возьми, они гоняют по дорогам? Ответьте мне на это, если сможете.