Еще один крик – и машина носом, почти беззвучно уходит в застывшую гладь воды. На мгновение образовавшаяся воронка тут же смыкается
вновь.
И опять вокруг лишь черная ночь, покой и тишина.
Глава 1
Военно морской госпиталь в Бетесде, штат Мэриленд
Вцепившись в горло, я корчусь от боли, рвущей все тело. Когда прямо над ухом раздается мужской крик, я задыхаюсь и не могу вымолвить
ни слова.
Наконец мне удается глубоко вдохнуть, и тут я чувствую, как на меня обрушивается гора ледяной воды. Я не тону только потому, что
знаю, что это такое – тонуть, помню так живо, словно случилось это только вчера. Мне было семь лет, я купалась со своим старшим
братом Кевином и запуталась в каких то подводных растениях. Вытащив меня, кто то потом так долго изо всех сил колотил по моей спине,
что я наконец закашлялась и из моего рта хлынула вода.
Во сне все было не так. Стена воды прошла сквозь меня, и сразу вслед за тем – ничего: ни боли, ни вопросов, ни страха – только
пустота.
Я опустила ноги, покрепче вдавила подошвы в линолеум, и словно сквозь распахнувшиеся шлюзы в плечи мои, в ребра, в ключицу, в правое
бедро хлынула облегчающая боль. Тело, сантиметр за сантиметром, высвобождалось из заточения. Эта сладостная острая боль полностью
возвратила меня в больничную палату, вытащив из водяного кошмара, превращавшего меня в ничто.
Ухватившись за спинку кровати, я медленно огляделась. Ноги мои все еще упирались в белый, с желтоватым оттенком, линолеум, который я
за последние две недели успела возненавидеть так же сильно, как и зеленые, с коричневыми прожилками, стены. Странный все же вкус у
военных; однако стоит порадоваться хотя бы тому, что я жива.
Все говорят, что мне повезло: удар не задел голову, не пришелся в область сердца, вообще не затронул жизненно важные органы, будто
картечью полило – немного здесь, немного там, сломанная кость, порванная мышца. Ноги и спину вообще не задело, только небольшие
царапины, и пах не пострадал, за что следует особо благодарить судьбу.
Итак, я стою у кровати и наслаждаюсь тем, что просто могу дышать. Весь этот воздух – мой.
Бросаю взгляд на скомканные простыни, но вовсе не собираюсь снова ложиться, потому что знаю: сон еще не ушел, он колеблется где то
совсем неподалеку, готовясь вновь схватить меня, а этого мне совсем не хочется. Я потягиваюсь, медленно и осторожно: каждое движение
вызывает боль во всем теле. Делаю глубокий вдох и подхожу к окну. Раньше мне не приходилось лежать в этом корпусе – его пристроили к
старому, тридцатых годов, госпиталю где то в начале восьмидесятых. Все тут жалуются на расстояния – мол, надо целую милю прошагать,
чтобы добраться из конца в конец. Хотела бы я пожаловаться на то же.
Несколько звездообразных точек света на стене пятиэтажного гаража, который, как и еще с полдюжины других служебных помещений,
соединен с госпиталем длинным коридором. С места, где я стою, видно не больше десяти припаркованных машин. Свет настолько ярок, что
даже деревья отчетливо видны, и мой инстинкт подсказывает: людям с дурными намерениями здесь спрятаться негде – слишком светло.
А вот во сне света не было – сплошная липкая тьма. Медленно иду в крохотную ванную, осторожно склоняюсь над раковиной, набираю в
пригоршню воды и делаю большой глоток. Распрямляюсь – вода стекает по подбородку на грудь. Только что мне снилось, будто я тону, и
вот теперь, поди ж ты, горло как наждачная бумага, словно я дышу раскаленным воздухом Африки. Бред какой то.
Внезапно в глубине сознания мелькает мысль: тонул не я, но я был там.