А вслед за ним из гнилого черного пространства вышел на просеку и Серега.
Был вечер. Исполинское оранжевое солнце садилось за горизонт. Удивительное дело, в дыре Серега провел всего каких‑нибудь пять минут, а здесь уже кончался день. И солнце оказалось совсем другим. Странно… Куда же он попал?
И тут рядом, не дальше чем за полкилометра, Серега увидел…
…Проклятый комар взвизгнул над ухом, пришлось его уничтожить. Но и сон отлетел, растаял. Серега открыл глаза.
В полуоткрытое окно палаты лезли оранжевые лунные лучи. Сама луна уже поднялась над изломанным краем Дальнего Леса и теперь пристально глядела в окно.
Прозрачные блики дрожали на досках пола, переливаясь, вспыхивали и гасли, но на смену им являлись все новые и новые. Оттого и пол казался какой‑то широкой тихой рекой. А может, и морем.
Легкий ветерок прошелся по палате, поиграл, словно котенок, с занавеской – и исчез.
…Санька из дальнего угла, со своей койки, что‑то говорил. Видно, Серега погрузился в сон сразу же после отбоя и не слышал начала.
Никто не знал. Все ждали Санькиного рассказа.
– Значит, так. Случилось это очень давно, говорят, больше ста лет назад. Тогда еще крепостное право было. И крестьяне в Захаровке тоже крепостными были. А владел ими помещик один, старый уже, но злой как собака. Генерал какой‑то. Жил один в барском доме. Здоровый такой дом, трехэтажный… И вот однажды приехал к нему на каникулы сын. Ну, молодой такой парень, в университете учился. Эту, как ее… изучал. Ну, что‑то там про законы. Он каждое лето домой приезжал отдыхать.
В общем, отдыхает он, в речке купается, на лошадях скачет, грибы собирает. Ну, балдеет, в общем.
– Постой‑постой, это какой такой еще барский дом? – подал голос Вовка Белкин. – В Захаровке же никакого такого дома нет. Там только магазин здоровенный, двухэтажный, и все.
– Ну правильно, нет – тотчас же отозвался Санька. – Его сожгли, когда революцию в Захаровке делали. А потом уж на том самом месте магазин построили. И вообще, Вовец, не встревай. Если такой умный – говори сам.
Вовка немедленно заткнулся, а Санька, выждав для пущей убедительности несколько секунд, продолжал:
– Значит, вечером этот студент с рыбалки заявляется, смотрит – а его комнату убирает какая‑то незнакомая девка. Красивая такая, глаза зеленые, только вот на шее шрам. Он, понятное дело, спрашивает, кто такая, откуда взялась. А она молчит, улыбается только.
Наутро он у папани своего спрашивает, что это за девка, а тот говорит: «А, есть тут одна такая. Ее бабы весной в лесу нашли. Бегала там голая. Дикая была совсем, немая. Привели ее в деревню, подметать научили – вот теперь и убирается. А так дурочка, еле‑еле слова понимает…»
Студент тогда спрашивает – а что это у нее за шрам на шее? А отец сказал, что не знает. Ободралась где‑то, наверное, когда в чаще бегала.
Ну, однажды студент скакал по лесу, а лошадь ногу сбила. Он с нее слез, повел в поводу, а тут уже вечер, темно, дороги не разобрать. В общем, блуждал он по лесу, блуждал, а потом видит – меж деревьями огонек светится. Он пошел туда, зырит – а там поляна, и стоит дом, изба здоровенная.
– На курьих ножках? – хихикнув, спросил Андрюха Мазаев.
– Сам ты на курьих ножках, козел, – обиделся Санька. – Нормальный дом. Ну, парень этот привязал лошадь к забору, постучался.