А Виля ничего и не знал.
Вера вошла в его положение, не нарушила его покой. Пусть себе умирает спокойно, когда захочет. И что поразительно, Виля действительно умер через несколько лет, не оставив потомства. Такой молодой, такой красивый и — умер.
После выкидыша Вера перестала беременеть. Но оно и к лучшему. Куда рожать? Ни кола ни двора, ни денег, ни любви.
Александр Второй
Его звали Александр. В те времена все были Александры, как будто нет другого имени.
Александр был из хорошей семьи. Мать — хормейстер, дирижер детского хора. Умница, красавица. Вся пропитана звуками.
Отец — генерал тыла и транспорта. Работал по ночам, приходил домой под утро. В те времена все работали в режиме Сталина, отца народов.
Семья была хорошая, но на сына Александра времени не оставалось. У родителей серьезные взрослые дела. Ребенка подхватила улица.
На улице Александр прошел свои главные университеты: научился взаимоотношениям, уважать табели о рангах. Научился играть на гитаре, петь блатные песни. Научился драться, возбуждать в себе готовность к драке. Воровать не научился, не успел. Вырос.
Отец легонько стучал его по спине: не сутулься. Александр выпрямлял спину, отчего зад оттопыривался, а живот выпячивался. Зато шея стояла прямо, как столб, а голова смотрела гордо. И взгляд менялся. Александр походил на петуха, оглядывающего свой курятник. А может, и на молодого орла, глядящего с высоты на необъятные дали.
Александр обожал своих родителей. Особенно маму. Ни у кого не было такой красивой и такой понимающей мамы.
Однажды Александр заболел. Мама была на гастролях. О том, что у ребенка температура, мама узнала поздно вечером.
Гастроли проходили в какой-то дыре, «куда и птица не летит, и зверь не йдет». Добираться до станции было не на чем. Мама пошла пешком. Она шла всю ночь и все утро. Дошла до станции. Приехала поездом. Появилась через сутки, запорошенная пылью, как солдат с войны.
Александр метался всю ночь, вплывал в какое-то марево. В этом мареве он увидел маму. Сказал: мама… И тут же заснул.
С этой секунды он начал выздоравливать.
Связь между сыном и матерью была сплошная и неразрывная. Александр делал все, что она советовала, потому что она лучше всех знала, что ему надо.
Маму звали Маргарита. Сокращенно — Марго. Она и была Марго, и больше никто. Ей это имя очень шло. «Марго» — что-то капризное, неуловимое, с шармом и властью. Королева Марго.
С возрастом она седела, но краситься не стала. Еще чего… Седина ей шла. Седые волосы пополам с черными — соль с перцем — гораздо красивее, чем просто черные.
Александр унаследовал от матери глаза и щеки. А также — неизъяснимое очарование. Красивым он не был. А очаровательным — был. Что-то выглядывало в нем такое, чего не было ни у кого. Гордый взгляд, прямая спина, готовность к драке и одновременно — застенчивость. Приблатненность и аристократизм. Марго постоянно за него боялась.
После десятилетки Марго отослала Александра в архитектурный институт. Он хорошо рисовал. Но стране не нужны были архитекторы. Зачем? Процветал сталинский ампир. Высотки. Добротные восьмиэтажные дома. А что еще надо?
Александр месяцами вычерчивал проект, добиваясь абсолюта. А потом руководитель проекта брал карандаш и писал поверх чертежа с нажимом, прорывая бумагу, какое-то одно слово типа «переделать». Это слово смотрелось как матерное, поскольку похабило и убивало многомесячный труд.
Александр переделывал, и снова поперек чертежа с нажимом, прорывая бумагу. Так повторялось несколько раз, пока он не понял, что его чертежи просто не нужны. Руководитель проекта Горшков должен как-то занять молодого специалиста, поэтому Александр чертит. Снова чертит. Опять чертит. Переливает из пустого в порожнее, как герой Маркеса: отливает рыбки, потом их расплавляет. Надо же чем-то занять свою жизнь.
Однажды он сказал Марго:
— Я хочу стать кинорежиссером.
— Побойся Бога, — ответила Марго. — Ну какой из тебя режиссер…
Александр впервые не послушал Марго и пошел сдавать экзамены.
В это время открылись режиссерские курсы. Старые мастера сидели в приемной комиссии, набирали в свои мастерские.
Александр отвечал на вопросы скупо и тускло. Стеснялся. Он вообще не был красноречив, а тут тем более. Его просто замкнуло. Выручили рисунки.
Мастера открыли папку с его рисунками, стали передавать друг другу. В рисунках был виден несомненный ум, юмор, необычное, особое видение. Рыжеватый застенчивый паренек был гораздо интереснее, чем казался.
Его приняли. Прощай, руководитель проекта Горшков. Прощайте, золотые рыбки с рубиновым глазом. Здравствуй, новая жизнь, где каждый день не похож на предыдущий.
От архитектуры остались друзья, подружки и дни рождения.
На одном из дней рождения Александр случайно знакомится с дочерью министра Лариской. У него в это время была сломана рука, и он носил ее перед собой в гипсе. Вот так, с загипсованной рукой, он впервые овладел Лариской. Неожиданно явился папаша-министр. Лариска выставила Александра на балкон, как в анекдоте. Он стоял и жестоко мерз.
Через полгода Лариска сказала:
— Я знаю, почему ты на мне не женишься. Потому что я еврейка…
Ларискин отец был единственный еврей в верхах. Но ценили его не за это, а за светлые и мощные мозги и за знание предмета, которым он занимался. В верхах так мало профессионалов. В основном выдвиженцы, партийные работники.
Александр не собирался жениться. Ему было двадцать два года, и он хотел снимать кино, а не связывать себя брачными узами. Потому что всякие узы превращаются в путы, и приходится скакать по жизни, как стреноженный конь.
Александр не собирался делать предложения, но когда его подначивали, он заводился. Привычка улицы.
Выслушав Ларискин упрек, Александр зашел в телефонную будку и позвонил домой.
К телефону подошла Марго.
— Мама, я женюсь, — объявил Александр.
— На ком? — спокойно спросила Марго.
— На Ларисе. Я сейчас с ней приду.
Александр бросил трубку.
Марго умела сосредотачиваться в критические минуты. Она тут же позвонила Шурке Богомазову — другу детства Александра. Он жил в этом же дворе.
— Шура, немедленно одевайся и беги в наш подъезд, — приказала Марго.
— Зачем? — спросил Шурка спросонья. Шел второй час ночи.
— Ты должен перехватить Сашу с Ларисой. Они не должны появиться в моем доме. Позови их к себе. Придумай что-нибудь…
У Марго был свой неписаный свод законов. Если Саша с Лариской появятся на пороге ее дома, Марго как хозяйка должна будет сказать: «Добро пожаловать…» И тогда, значит, она приняла Лариску как невестку, будущую жену сына. А если встреча не состоится, то Марго свободна от любых обязательств.
Она не хотела этого брака. Во-первых, Александр молод. Мальчишка. А во-вторых, зачем ей в семью дочка министра? Она небось и картошку чистить не умеет. Александр — дворовый парень, без руля и без ветрил, не терпящий никаких ограничений. Лариска — избалованная эгоистка. Пойдет эгоизм на эгоизм. Все быстро разрушится. Лучше не начинать.
Шурка Богомазов спросонья стал натягивать штаны и рубаху. Зашнуровывать ботинки, ужинать. И конечно, опоздал.
Пока он шнуровал ботинки и ел сосиски, Саша с Лариской вошли в подъезд, сели в лифт и поднялись на шестой этаж. И позвонили в дверь.
Марго открыла дверь, увидела смущенную Лариску, а рядом этого дурака — своего сына. Но делать нечего. Игра сыграна. Марго широко улыбнулась своей милой улыбкой и произнесла:
— Добро пожаловать…
Брак продолжался два года. За это время родился ребенок, девочка. Было произведено примерно две тысячи поцелуев, примерно семьсот скандалов. Брак трещал по швам. Марго оказалась права, как всегда.
Молодые разбежались.
Лариска забрала ребенка и ушла домой, к папе-министру и маме-министерше. Ее жизнь потекла в том же русле, плюс маленькая девочка, которую все любили до умопомрачения. Дом министра воспрянул. В нем прибавилось смысла и любви.
Александр страдал. Пил водку с сокурсниками, будущими режиссерами. В том числе с Шуркой Богомазовым. Шурка к тому времени выруливал на тропу законченного алкоголика.
У Марго разрывалось сердце. Она не могла видеть страдания своего единственного сына. На семейном совете было решено: купить мальчику машину «Москвич». Во-первых, игрушка, отвлечение. Во-вторых, меньше будет пить. За рулем пить нельзя.
Александр отвлекся от Лариски, но не от водки. Водка шла ему на пользу, расслабляла, делала счастливым.
Собирались в буфете Театра киноактера.
Александр любил эти сборища. Хорошо быть молодым — бездна энергии, легкое тело, жизнь впереди, смерти нет, любовь — за поворотом. И поиск смысла, нового киноязыка — разговоры, разговоры, улетай на крыльях ветра ты в край родной родная песня наша — и так далее и тому подобное…