Внук Персея. Сын хромого Алкея - Олди Генри

А если бы властвовали над нами, свергнув богов, скажем, Тифоны или Гиганты, какие бы им были приятны жертвы, каких бы они требовали обрядов?

Желая бури избежать, кормчий молится и призывает богов-спасителей, но, молясь, он тем не менее вытаскивает кормовое весло, пригибает к палубе мачту и, «свернув широкий парус, прочь бежит стихии грозной»…

Плутарх Херонейский, «О суеверии»

1

— Проклятые!

— Нет.

— Говорю тебе, они прокляты!

— Не более, чем все Пелопиды.

— Месяц назад я бы с тобой согласился. Но не теперь, после убийства.

— Наш отец тоже убивал родичей. Его очистили, и ничего не случилось. Это не проклятие, брат. Это будни семей, подобных нашей.

— Это проклятие, брат. От него не очистишь.

— Что ты хочешь сказать?

— Есть люди, от которых лучше держаться подальше.

— Ты предлагаешь мне выгнать гостей, попросивших убежища?

Алкей Персеид, басилей Тиринфа, сдвинул брови. «Да, предлагаю,» — ясно читалось в его молчании. Эхо непроизнесенных слов повисло в зале. Мигнула лампада, как от порыва ветра. Качнулись на стенах тени, словно в попытке обрести собственную жизнь. Поколебались — и замерли, осознав тщету усилий.

— Я не нарушу закон гостеприимства.

В подтверждение сказанного Электрион Персеид плеснул вином в сторону порога — Зевсу-Фиксию — и отхлебнул из кубка. Год назад, при полном одобрении знати, жрецы Микен, где правил Электрион, возложили на его голову венец ванакта. С тех пор средний из трех сыновей Персея Горгоноубийцы взял за правило при любом удобном случае намекать на волю своего божественного деда. То, что владыка Олимпа приходится дедом далеко не ему одному, Электриона волновало мало. У Громовержца уйма сыновей, еще больше — внуков. Герои, чудовища, сосуды благородства и подлости… Но ванакт среди них один! Лишь он, Электрион Микенский, по праву осенен Зевесовой эгидой.

— Тебе не придется его нарушать. На твоих гостях — кровь брата.

— Что с того?

— Ты вправе отказать им. Никто тебя не осудит.

— И это говоришь ты, Алкей?! — возмущение Сфенела, младшего из Персеидов, дышало искренностью. — Сыновья Пелопса — родные братья твоей жены. И моей, кстати, тоже, если ты вдруг забыл. Не настолько близкое родство, чтоб оно помешало нам очистить просящих. Но и не настолько дальнее, чтобы мы отнеслись к ним, как к чужим.