— Да хранят нас Мойры от таких родственничков…
— Опасаешься?
— Да.
— Правильно делаешь, — Сфенел выдержал жесткий, испытующий взгляд старшего брата. Будто копье щитом встретил. — Ты прибереги свою опаску для лучшего случая. Эти двое — не угроза.
Электрион кивнул с одобрением. Вклиниваться не стал, давая возможность Сфенелу развить мысль. Язык у парня подвешен хорошо — не отнимешь. Пусть старается.
— Не скажи, брат.
— А я все же скажу. Зря трясешься, Алкей. Проклятие Пелопидов, говоришь? Проклятие на них, мы ни при чем. Не очистить от него, говоришь? И не надо. От крови — очистим, а проклятие — чужая забота. Нам-то чего беспокоиться?
— Бедняга Хрисипп тоже вряд ли беспокоился — по малолетству. Пока эти двое его в Аид не отправили.
В разговоре Персеиды тщательно избегали называть опасных гостей по именам. «Сыновья Пелопса, родичи, эти двое…» Имя значило больше, чем просто набор звуков. Произнеси вслух — обернется молнией.
— Ха! Хрисипп — тоже Пелопид. Значит, и он — проклятый. Одни проклятые убили другого. Нам-то что за дело?
— Ты сам напомнил мне о наших женах. Моя Лисидика, твоя Никиппа — кто они?
Сфенел расхохотался:
— Женщины! И, замечу, вполне бойкие.
— Дочери Пелопса, — отверг шутку Алкей. — Значит, дети наши тоже Пелопиды.
— Ты вечно осторожничаешь, брат, — не выдержал Электрион. Всем мощным телом он подался вперед. Охристый свет лампады заиграл на скулах микенца. — Сегодня ты превзошел себя. Далось тебе это проклятие!
— Оно не хворь, — поддержал Сфенел, — чтоб перекинуться на наших детей! Проклятие или есть, или его нет. Да хоть сотня Пелопидов заявись к нам очищаться!
Окажись в мегароне странник-рапсод — сложил бы героическую песнь, уподобив семейный совет Персеидов совещанию богов перед великой битвой. Еще не повержены древние титаны во главе с Кроном-Временщиком. Еще те, кого позже назовут Олимпийцами, собираются тайком — обсудить грядущее сражение:
Ликом и статью подобен Владыке Аиду, из братьев
Старший, лоб хмурил Алкей Тиринфянин, на тронос
Крепкий воссев и кручинясь великой кручиной.
Смелые речи держал, осуждая его осторожность,
Электрион, средний брат, Посейдону Морскому подобный,
Сам не колеблясь, но твердь колебать уж готовый всемерно.
К действиям всех побуждал, самый юный и сердцем горячий,
Младший Сфенел, предлагая героям забыть про опасность.
Был он похож на Зевеса, когда Громовержец вещает,
Зная уже — ему первому быть меж богами — и хмурясь:
«Бойтесь, о глупые, тучи — спит молния в туче косматой!»
И лишь четвертый, в углу притаившись неслышно,
Мраком сокрытый от глаз, словно Гермий, воров покровитель,
Молча внимал сей беседе, не зная, чью сторону выбрать…
То, что Гермий Психопомп на момент Титаномахии еще не родился, рапсода вряд ли бы смутило. Однако бродячего певца в зале не наблюдалось — кто б его пустил? — и совет Персеидов, увы, остался невоспетым.
— Гони прочь легкомыслие, брат. Глупо будить спящую собаку. До сих пор проклятие Пелопидов дремало, и я не уставал благодарить богов за милость. Но эти братоубийцы…
Не в силах усидеть на месте, Алкей рывком поднялся с троноса — и поспешил налечь на дубовый посох, с которым не расставался. Высохшая левая нога басилея — память о болезни, перенесенной в детстве — отказывалась держать массивное тело. С годами Алкей еще больше раздался в плечах и сделался грузен, отчего хромота усилилась. Гостей басилей Тиринфа встречал, загодя обосновавшись в кресле. Сидя он выглядел не просто сильным — могучим! — полностью оправдывая имя, данное при рождении. Но в мегароне собрались самые близкие родичи. Прятать изъян было не от кого. Отчаянно заваливаясь на бок, старший сын Персея в волнении ковылял по залу. Тень его, дергаясь, металась по стенам. Огненные блики плясали на лице и плечах. Блестки седины в волосах вспыхивали искрами — и гасли. Сейчас Алкей походил уже не на Владыку Аида, а на возбужденного Гефеста, у которого что-то не заладилось в его лемносской кузнице.
— Как вы не понимаете? Вы, оба?! Наши гости — гром с ясного неба! Проклятье спит — они разбудят его… Стоит их принять, очистить — и Арголида умоется кровью! Я не провидец, но я чую беду…
Под сандалиями Алкея хрустел песок, которым был посыпан пол.
— Оставь будущую кровь пифиям, брат. Эти напророчат…
Встал и микенский ванакт. Медленно, зная себе цену, огладил бороду. Статный, с фигурой борца, он казался едва ли не на голову выше старшего брата: хромота скрадывала рост Алкея. Львиная грива волос рассыпалась по плечам Электриона, в свете лампад отливая золотом. Трудно было бы найти момент, когда микенец больше соответствовал своему имени: «Сияющий».
— Давай начнем с начала. К нам явились беглецы. Родичи, юнцы; а главное, просители. Здесь хозяева мы — Персеиды. Очисти мы гостей, дай приют и пропитание — станут делать, что скажем. Куда им деваться? Два воинственных молодчика — подспорье в любом хозяйстве. Не забывай, это два лишних копья. А вот их отец, Пелопс…
Смех — хриплый рык льва — заклокотал в глотке Электриона.
— Пелопс дерзок не по годам. Он требует выдачи сыновей для суда. Если мы согласимся — проявим слабость. И вот тогда Арголида действительно умоется кровью. Ваш тесть, братья мои, давит слабых, как клопов. Персеиды уступили? — о, это добрый знак! Пелопс только и ждет возможности прибрать наши владения к рукам. Выдадим сыновей отцу — распахнем перед ним ворота.