— Насовсем?
— Не знаю, — осторожно пожал плечами Виктор. — Вроде как на три года обещали. А там — как получится.
— Это, считай, насовсем, — сказал Степаныч. — Если и вернешься, то уже не наш будешь.
— Да ладно тебе, — слегка обиделся Виктор. — Как это не наш? Я ж свой, российский!
— Был бы свой — здесь бы остался. Хотя…
Степаныч вздохнул.
— Хотя — кто его знает. Может, в этом и есть твой самый что ни на есть рабочий подход. Ты ж, как я понимаю, не на курорт туда отдыхать едешь?
— Правильно понимаешь, тренер, — кивнул Виктор.
— А сюда типа попрощаться заехал.
Виктор снова кивнул.
— Ясно, — сказал Степаныч. — Ну что ж, в добрый час. Только смотри, не порвись там, в Японии. И крышу свою придерживай. Помни, что я тебе про стратегию говорил…
* * *Перед тем как подрулить к своему дому, Виктор дал еще пару ностальгических кругов по городским улицам. Так сказать, прощался с юностью. А может, просто напоследок захотелось набраться дополнительных ощущений от относительно недавно сбывшейся мечты о собственном автомобиле… Кто его знает, когда еще придется посидеть за рулем своей машины…
Жил Виктор на прежнем месте, в той же квартире, оставшейся им с сестрой от родителей. Конечно, по идее, с появлением некоторой финансовой стабильности (до того, как она стала крайне нестабильной) стоило бы, наверно, продать непрезентабельную «двушку» в «хрущобе», чтобы, добавив некую сумму, приобрести что-то более просторное и презентабельное. Но, как говорят американцы, «home, sweet home»[7]. То есть не хотелось почему-то продавать с детства знакомые и родные стены, которые еще помнили погибших родителей Виктора.
Потому и оставил он все как есть, лишь несколько облагородив интерьер посредством смены полов, обоев, сантехники, установки дверей — железной входной и сосновых межкомнатных, выдиранием старых сгнивших окон и вставкой модерновых английских стеклопакетов, а также приобретением видеоаудиоаппаратуры…
Словом, забабахал Виктор во времена óные серьезный и полноценный евроремонт квартиры в пятиэтажной «хрущобе» на зависть соседям, которые даже афроремонт себе позволить не могли. На эту тему у некоторых местных старушек, сидящих на лавочках у подъездов, порой проскальзывала идея, что, мол, рехнулся владелец продуктового магазина от нежданно свалившегося благосостояния, вот и чудит не по-детски. Так, может, не завидовать, а пожалеть его надо? Когда Бог кого наказать хочет, того он, как известно, или шизофренией наградит, или белой горячкой — что на Руси случается намного чаще шизофрении. Или же вот, пожалуйста, пример — болезнью редкой и науке неизвестной. Кто ж в здравом рассудке будет в древнем доме, который разве что на снос годится, такие ремонты закатывать?
Но Виктору на мнение соседей было наплевать. Единственное неудобство — на пятый этаж каждый день пешком топать да мусор таскать до помойки. Так это понимающему человеку только в радость — лишняя тренировка.
На дворе была уже ночь, когда Виктор припарковал внедорожник у своего подъезда. Заглушил двигатель, посидел с полминуты на месте, провел ладонью по торпеде… Потом вздохнул и вышел из машины. Но, прежде чем захлопнуть дверцу, посмотрел по сторонам, нагнулся, порылся под водительским сиденьем, вытащил продолговатый предмет и засунул его за пазуху.
Автомобиль вякнул сигнализацией. Виктор вошел в подъезд. Коротко звякнули ключи, упав на дно почтового ящика.
Перепрыгивая через ступеньку, Виктор привычно взлетел на пятый этаж и, проверив дыхание — ничего, даже не задохнулся, есть еще порох и все, что к нему прилагается! — хитрым ключом отпер замок железного монстра, с большими трудностями привезенного из Москвы. Того самого, которого, как утверждала навязчивая реклама, свалить намного тяжелее, чем Тайсона. Хотя какой ненормальный, будь он даже сам Льюис, будет молотить кулаками в стальную дверь?
Виктор потянул на себя тяжелую конструкцию, шагнув в темноту коридора, прикрыл ее за собой и стал шарить по стене, нащупывая выключатель…
И вдруг замер с поднятой рукой.
После памятных событий без малого годичной давности у него начали обостряться все пять чувств. Он стал различать запах сигаретного дыма у себя в офисе на втором этаже магазина в то время, когда кто-то портил себе здоровье внизу у дверей. И порой одновременно при этом мог слышать, как перемывают ему косточки две закурившие продавщицы. Причем объяснить эти моменты биографии конструктивными особенностями магазина было затруднительно — свой продуктовый рай Виктор строил на совесть и основательно. К тому же, например, в лучшем ресторане города он по вкусу стал отличать свежую осетрину от вчерашней размороженной. Или в абсолютной ночной темноте во время бурных ласк с очередной пассией Виктор порой замечал ее скучающий взгляд, тщательно скрываемый при свете дня… И, невольно морщась от брезгливости, осязал подушечками пальцев пóры ее кожи и выступившую из них скользкую мешанину из жира и пота. И, если честно, ну их на фиг такие дары природы! Жил бы без них дальше и жил, как все нормальные люди. А то не жизнь, а сплошные неудобства на фоне феноменальных особенностей организма.
— Чуешь? — спросила темнота. И добавила после паузы: — Чем пахнет?
— Чую, — вздохнул Виктор. — Пахнет тобой, духами и проблемами.
И включил свет.
— Это хорошо, Витёк, что чуешь, — кивнула Александра. — Цудзигири не прошло даром. Хотя Стаса жалко. Иногда.
Она валялась на кровати. На ней был черный джинсовый костюм и сапоги того же цвета, снабженные острыми стальными каблуками.
— Да, прикольный был чувак, — согласился Виктор, снимая куртку и пристраивая ее на вешалку вместе с короткой железной дубинкой, замаскированной под сложенный зонтик. — Когда людей не мочил. А мочил он их, по ходу, практически всегда. Не своими руками, так чужими. К тому же, помнится, с некоторых пор ты меня уважаешь настолько, что из Витька я переименован в Виктора.
— Понятно, — усмехнулась Александра. — Как было отмечено ранее, после цудзигири вместе с финансовым подъемом у нас наблюдается подъем здоровой иронии и интеллекта. И самоосознания себя именно Виктором, а не Витьком.
— А у тебя, я смотрю, наблюдается резкий спад хороших манер, — сказал Виктор. — Чего в сапожищах на кровать залезла?
— Так сцена моего неожиданного появления эффектнее смотрится, — зевнула Александра. — Не нуди, Виктóр, не разочаровывай прекрасную даму. Лучше окажи ей достойный прием. Мы ведь полгода не виделись, мррр? Мог бы уж быть полюбезнее.
— И говоришь ты в той же манере, как и он, — проворчал Виктор, развязывая шнурки ботинок. — Стас помер, но дело его живет. Говори, с чем пожаловала?
— Соскучилась. Устраивает тебя такой вариант?
— Брешешь, — сказал Виктор, разгибаясь и втягивая в себя воздух. После странного происшествия в качалке грудь еще заметно болела. — На хрена фирму мне развалили?
Александра скривилась.
— Как был деревней, так и остался, — констатировала она. — И никаким цудзигири это не лечится. Что прикажешь с тобой делать, если по-русски не понимаешь? Позвонил бы людям по-хорошему — и договорились бы по-хорошему. А так… Скажи спасибо, что башку тебе не развалили.
— Я в твоих диагнозах не нуждаюсь, — окрысился Виктор. — «Деревня»… Тоже мне, городская нашлась. Говори, чего надо, — и проваливай.
Неожиданно в глазах Александры мелькнул интерес. Ее и без того огромные кошачьи глазищи стали еще больше.
— Хмммяу… — пробормотала-промурлыкала она. — Так еще со мной никто не разговаривал. Не боишься?
— Чего? — устало спросил Виктор, подходя к кровати. — Что сейчас ты мне кишки своими каблуками протыкать начнешь?
— Возможны варианты, — полумявом-полушепотом произнесла Александра.
— Это понятно, — кивнул Виктор. — Например, ногтем по шее.
— Ты думаешь, мужиков я могу только убивать?
Ее глаза затягивали в свою бездонную глубину. Виктор почувствовал это всеми частями своего тела. Особенно ретиво отозвалась та часть, которая — как утверждает народная мудрость — часто заменяет мужчине мозги.
— Да как-то сомневаюсь я, что они тебя трахают, — в некотором смятении пробормотал Виктор, невольно отодвигаясь от медленно приближающейся Александры.
— Пра-а-авильно сомн-н-неваешься…
Сейчас она напоминала Багиру из «Маугли», крадущуюся к зазевавшемуся бандерлогу.
— Пра-а-авильно… Это я их трахаю!
Молниеносным движением она схватила Виктора за грудки и с неженской силой рванула его на себя. От неожиданности Виктор потерял равновесие, но в этот момент та же сила резко повернула его на сто восемьдесят градусов.
Он упал на кровать. Во все стороны полетели пуговицы его рубашки. А еще через мгновение он понял, что его ремень и брюки чудесным образом расстегиваются без какого-либо участия с его стороны.