– В некоторых пунктах ты указал число убитых, а числа раненых нет. Если уж ты решил приплетать сюда и раненых, то это следует делать в каждом случае.
– О Господи! Тебе, выходит, нужно абсолютное единообразие, – сказал Фабер и быстро дописал: «Добавить раненых».
Селигмэн вновь углубился в чтение и вновь прервался, похлопав рукой по листку.
– В начале ты употребляешь слово «катастрофа». У меня это вызывает сомнение. Не все проекты, на которые ты ссылаешься, привели к гибели людей.
– Ну и что с того?
– Если никто не погиб, то это никакая не катастрофа. Авария – да. Серьезный экономический ущерб. Возможно, трагедия. Быть может, даже несчастье. Но никакая не катастрофа. Это терминология управления безопасности труда и здравоохранения.
– Боже мой, да терминология этого управления совсем не обязательно верна... она даже неразумна. Спроси десяток человек на улице, что означает это слово, и я готов побиться об заклад, ни один не скажет тебе, что необходимо убить кого-нибудь, чтобы назвать это катастрофой.
– Эта брошюра рассчитана не на десяток прохожих, которых я встречу на улице. Она рассчитана на людей, очень хорошо знакомых с терминологией управления.
– Ладно.
Фабер вычеркнул слово «катастроф» и надписал сверху «аварий», так сильно нажимая на карандаш, что тот сломался. Он вытащил из кармана Селигмэна другой и полюбопытствовал, не желает ли шеф поменять еще что-нибудь.
– В случае с этим «Южным орлом» ты пишешь, что утонули 74 человека, а в случае с краном ты намекаешь, что на людей обрушились куски гранита, но в остальных пунктах ты не указываешь причины смертей. Зачем вообще указывать эти причины?
Фабер написал: «Никаких пылких выражений». Селигмэн продолжал:
– Стоит ли вообще упоминать об убитых и раненых? Работа, которую мы выполняли по этим проектам, никак не связана с наличием или отсутствием пострадавших. Мы инженеры, а не медицинские эксперты.
– Да что же это, черт подери, тебя разбирает, Эмиль?! Я составил список пострадавших, поскольку это показывает, что, когда дела плохи и многое поставлено на карту, адвокаты, владельцы и архитекторы обращаются к нам. Когда речь идет о гибели людей, требуются самые лучшие специалисты-эксперты, которых вы только можете раздобыть. Я полагаю, что важно оставить все эти факты как есть. – Фабер отбросил карандаш в сторону и сел. – Я знаю, в чем все дело. Тебе вообще не нравится эта идея с брошюрой, ведь так, да? Так почему бы прямо не сказать мне об этом, чтобы я не тратил времени попусту?
Селигмэн тяжело вздохнул и потер глаза кончиками пальцев.
– Я знаю, что брошюре, которой мы пользуемся, уже пять лет, – сказал он усталым голосом. – Ты был прав, сказав, что она не отражает нынешнего положения нашей компании. Я знаю, что нам нужна новая. Но этот акцент на анализе несчастий... ну, это не то, что я имел в виду, когда учреждал нашу компанию.
– Но отсюда же и идет весь рост. Новые материалы, новые теории проектирования, стремление снизить расценки, падение квалификации рабочих, инспекторов, уровня стандартов... Это сулит все новые и новые аварии.
– Может быть, и так, только...
– И все больше людей готовы начать судебные тяжбы еще и потому, что в этом замешаны деньги. Присяжные разбрасывают страховые деньги, как конфетти. Черт подери, Эмиль, посмотри на список работ, в которые мы вовлечены. Если сейчас сделать еще одно усилие, мы сможем стать наиболее влиятельной фирмой в этой области.
– Ты хочешь выставить нас на всеобщее обозрение? Наиболее влиятельная фирма в области экспертизы катастроф...