До раннего утра длились сердечные излияния; все плакали от умиления. Потом открыли банку со сливовым вареньем и стали делать тартинки, запивая их кофе с молоком. Очарованный прелестью и скромностью своих сестер, убаюканный нежными материнскими речами, Родольф чувствовал, что это едва ли не самый счастливый день в его жизни. Он похвалил мать за элегантное платье из органди и изящный перманент. Тут вмешался отец:
— Уж поверьте, что мальчик в этом разбирается. Ведь он человек светский.
Родольф покраснел до ушей и, чтобы скрыть смущение, спросил, как прошел бал в супрефектуре. Он узнал, что праздник удался на славу и что ничего подобного город не видел со дня открытия памятника.
— А я, — сказала Мадлен, — протанцевала всю ночь с младшим Дюпонаром; на нем был коричневый костюм в серую полоску, и, хотя он никогда не брал уроков, это один из лучших танцоров в городе. Когда он приглашал меня на тур вальса, я чувствовала себя такой легкой, что просто невозможно выразить.
Ее щеки зарделись прелестным румянцем, и она добавила:
— Мы болтали о том, о сем, а после заключительного танца он мне сказал, что придет поговорить с папой.
— Этот Дюпонар младший очень приличный молодой человек, — подтвердила мать, — он два раза водил меня в буфет. Я справлялась о нем у одной соседки, которая хорошо знает его родителей. Оказывается, он юноша трудолюбивый, никогда не ходит в кафе и проводит воскресные дни дома. На вид в нем нет ничего особенного, но он зарабатывает в канцелярии восемьсот франков в месяц. Если он захочет жениться на Мадлен, можно будет смело сказать, что ей повезло.
Отец Мадлен жестом выразил неодобрение, но Мариетте так не терпелось рассказать о своем кавалере, что ему не удалось вставить ни слова.
— А я, — сказала она, — всю ночь танцевала с обозным бригадиром Валантеном, у которого такие красивые черные глаза; он несколько раз уверял меня, что ему никогда не приходилось танцевать с такой красивой девушкой. Вы и представить себе не можете, как он это говорил. Видно было, что это вполне искренно. Прощаясь со мной, он еще раз повторил то же самое и обещал прийти поговорить с папой.
Мариетта, как полагается, целомудренно покраснела и взглянула на мать, которая кивнула головой и сказала:
— Этот бригадир Валантен великолепно выглядит в мундире обозника, и он два раза водил меня в буфет. Я о нем справлялась. Говорят, он на хорошем счету. Если у него серьезные намерения, для Мариетты это будет непредвиденной удачей.
В этой атмосфере брачных надежд Родольф улыбался своим ликующим сестрам и с удовольствием думал, что настанет день, когда и он выберет себе супругу с добротными бумазейными панталонами, хорошую хозяйку, умеющую шить и играть на рояле. Он уже собирался сказать несколько прочувствованных слов, как вдруг отец злобно схватил банку со сливовым вареньем и демонстративно стукнул ею об стол.
— Не желаю иметь в семье голодранцев, — заорал он. — Благодаря щедрости моего сына Родольфа, в настоящее время миллиардера, я имею возможность дать для начала моим дочерям по двести тысяч франков приданого. Уж, конечно, не для того, чтобы Мадлен вышла за какого-то Дюпонара с окладом восемьсот франков в месяц. Чтобы я больше не слышал ни о Валантене, ни о Дюпонаре! Обозный бригадир? Почему не солдат первого класса? Говорю вам раз навсегда, мои дочери никогда не выйдут замуж за человека, не имеющего автомобиля и цилиндра.
Видя, как побледнели Мадлен и Мариетта, Родольф успокоительно подмигнул им и стал резонно доказывать отцу, что не в деньгах счастье.
— Учтите, батюшка, что Дюпонар младший не посещает кафе.
— Вот именно, очень мне нужен такой зять, которым твоя мать попрекала бы меня с утра до вечера.
— Учтите, что бригадир Валантен с честью носит мундир обозных частей.
— Кому и хвалить военных, как не тебе, дезертиру и ослушнику?
— Да здравствует армия! — крикнул Родольф таким звучным голосом, что сердца девушек затрепетали. — Вчера я нашел свою дорогу в Дамаск. Я отказываюсь от богатства, чтобы служить семье и отечеству.
— Ну, можно ли спокойно слушать подобные вещи? — возмутился отец. — В мое время старики мололи всякий вздор, а теперь дети. Во всяком случае, попробуй только занять у меня хотя бы одно су. После того как я выдам замуж Мадлен и Мариетту, у меня останется четыреста семьдесят пять тысяч франков; я переведу их на пожизненную ренту, а мужей твоим сестрам подберу так, что ты можешь хоть сейчас отказаться не только от богатства, но и от всякой надежды занять у них даже самую ничтожную сумму.
Не дожидаясь ответа Родольфа, он заявил, что идет спать, и прошел в соседнюю комнату, сильно хлопнув дверью. Мадлен, Мариетта и их мать только и ждали этой минуты: они положили локти на стол и зарыдали, уткнувшись в носовые платки. Родольф сидел в унылом оцепенении и взирал на это безысходное горе, не смея пошевелиться. Ему не давала покоя тревожная мысль, что добродетель приносит очень мало пользы. Он вспоминал те времена, когда был знаменитым поборником справедливости и у него были в распоряжении анонимные письма и всевозможные сейфовые комбинации. Тогда ему достаточно было написать: «Господин граф! Я категорически против помолвки вашей дочери Соланж с юным Алексисом. Подпись: Железная Рука». А теперь, когда он стал честным человеком, благонамеренным человеком, этаким смирным добрячком, он оказался безоружным перед лицом заблуждения и злобы. Его новоявленная добродетель предоставляла ему одни лишь нравоучительные афоризмы и слова утешения.
— Все равно, — подумал он, — я останусь порядочным человеком. Пусть отец выдает дочерей за пьяниц и свиноторговцев, он не помешает мне быть добродетельным.
— Ах, Родольф, Родольф, — простонала мать, отводя руки от лица, покрасневшего от слез. — Какое несчастье, что ты был так щедр с отцом. Деньги вскружили ему голову. Еще вчера вечером он был бы счастлив, что у него одним зятем будет бригадир, а другим — канцелярский служащий. А теперь он не успокоится, пока не сделает дочерей несчастными. Да это еще куда ни шло…
— Что ты, мама! — запротестовала Мадлен. — Можно ли так говорить… Ты ведь сама сказала, когда мы возвращались с бала, что во всем городе не сыскать серьезного молодого человека, который танцевал бы лучше младшего Дюпонара.
— Что ты, мама! — подхватила Мариетта. — Ты же знаешь, что в моей жизни никогда не будет другого бригадира.
Родольф и тот не удержался от восклицания, которое могло сойти за почтительный упрек. Тогда мать вырвала клок волос и простонала, бросив его на стол:
— Несчастные, неужели вы не понимаете, что отец воспользуется деньгами, чтобы бегать за всякими тварями! Моя жизнь разбита навсегда!
Ею овладел приступ ужасного и вполне оправданного отчаяния; обе девушки снова зарыдали. Родольф сидел с сухими глазами, погруженный в мрачные размышления. Желая матери спокойной ночи, он долго обнимал ее и обещал все уладить. После этого он поднялся на второй этаж за своим багажом и спустился обратно в предназначенную ему комнату.
В доме царило молчание. Родольф надел цилиндр, черную бархатную маску, длинный черный плащ и вошел в спальню родителей. Луч потайного фонаря осветил «Окружную газету», которую отец уронил на коврик у кровати, потом — на сейф в углу комнаты. Комбинация была из пяти букв. Родольф вспомнил, что отец ложился спать в отвратительном настроении, и поэтому легко разгадал ее.
— Бедненький папа, — умиленно пробормотал он, — не очень-то он ломал себе голову…
Все восемьсот семьдесят пять тысяч франков лежали толстой кучкой на одной из полок. Родольф сунул пакет в карман, затворил сейф и вышел в переднюю. Он потерял минут десять на поиски ключа от входной двери, ибо ему претило пользоваться отмычкой. В конце концов он его нашел. Как и следовало ожидать, ключ был под циновкой. Он осторожно закрыл за собой дверь, вышел за ограду садика и зашагал по улицам городка. Он шел уже минут пять, как вдруг остановился, пораженный неожиданной мыслью.
— А ведь я все еще не знаю, как меня зовут. Я забыл спросить нашу фамилию у отца. Надо же быть таким дураком…
Великосветский взломщик досадливо поморщился, потом, покачав головой, отправился навстречу новым приключениям, которые привели его в превосходный детективный роман и в несколько длинных романов о любви и ненависти.
Однажды, когда он фигурировал в очередном отрывке из какого-то романа в «подвале» «Окружной газеты» под именем «Мстителя во мраке», джентльмен-взломщик поднял глаза к верхней части страницы и с удовольствием прочел сообщение, что его сестры Мариетта и Мадлен вышли замуж — одна за младшего Дюпонара, другая за бригадира Валантена. Но ввиду того, что несколько букв выпали из-за типографской погрешности, ему пришлось смириться и продолжать свои похождения, по-прежнему оставаясь в неведении относительно своей настоящей фамилии.