Ну, итальянцев пощипали немного. Шашками много не навоюешь, а артиллерию позабыли. Чуть конные егеря, да пехота подступили – так и отбой играть. Матвей Иванович сильно недоволен был, слыхал я.
– Ну, не знаю, – пожал плечами Корсаков, – генерал‑лейтенант Уваров
Земля под копытами коней ощутимо дрогнула, низкий басовитый гул возник со стороны Москвы, раскатился, будто отдаленный гром, заставив всех обернуться. Казалось, даже свет занимающейся зари погас, отступив перед огромным заревом, на несколько мгновений осветившим окраины города. Хорунжий перекрестился, Козловский задумчиво кивнул, словно подтверждая свои мысли.
– Sapristi!
– Что, что такое? – забеспокоился Корсаков, видя, как лицо князя покрывается смертельной бледностью.
– Вот мать честная, – Головков слетел с коня, – подскочил к коляске, – никак, отходит князь.
Секретарь остановил его и присел рядом с Николаем Михайловичем, приготовив блокнот и карандаш.
– Тише, господа. С его сиятельством это случается, – склонившись к старику, он попытался разобрать едва слышный шепот.
– …милостью Государя‑императора,…помятуя о доблести, проявленной… полковника лейб‑гвардии…,…смертную казнь и приговорить к гражданской казни с лишением дворянства, чинов и наград, прав собственности… разжалованию в рядовые… прохождением в Сибирском корпусе…
– Что он говорит? – Корсаков свесился с коня, оперевшись о дверцу коляски.
– Тихо, – зашипел Сильвестр, однако князь уже замолчал, тяжело дыша.
Секретарь достал из дорожного кофра флягу с водой, вылил на ладонь и брызнул князю в лицо.