Мы здесь - Майкл Маршалл

Майкл Маршалл Мы здесь

Michael Marshall

WE ARE HERE

© Шабрин А. С., перевод на русский язык, 2014

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Э», 2016

Благодарности

Благодарю Джона Вуда, Малколма Эдвардса и Криса Шеллинга за советы и рекомендации; Лайзу Милтон и Сьюзен Лэмб – за поддержку, а с ними Джека Томаса, Мидаса и Джемиму Форрестер. Отца и сестру, Стивена Джонса и Патрика Госса благодарю за надежную опору; Ким Капп – за то, что на время написания этой книги предоставила мне жилье, где вместе с ней, а также в компании Карен Хоувкэмп и Лайзы Дженсон я чувствовал себя как дома; ну и, как всегда, спасибо Пауле и Нейт. Более же всего я, пожалуй, признателен дяде Ральфу за то, что при его участии я оказался там, где нахожусь теперь – и, надеюсь, пребуду до тех пор, пока не отправлюсь в ту неведомую даль, куда отправился он.

Пролог

Он ехал. Временами он останавливался заправить бак бензином, отлить или купить жидковатого кофе из кофейных автоматов. Для остановки он выбирал безлюдные, продуваемые ветром бензоколонки, где редкие проезжие вылезают лишь затем, чтобы минуту-другую, пока длится заправка, постоять, рассеянно глядя себе на руку, сжимающую кусачий от холода заправочный пистолет, в мыслях стремясь поскорей нырнуть в тепло машины, – а потом в путь, скорее в путь туда, куда им надо. Причем все это без единой оглядки и уж тем более мысли о том, кто сейчас стоит рядом и делает примерно то же самое. Да они бы и не увидели никого, кроме какого-то молодого мужчины в мешковатом пальто, который усаживается в просторное авто и выруливает обратно на автостраду.

Временами шел дождь. Порой дождь со снегом. Иногда один лишь ветер дул над неохватным простором плоской равнины. Радио в машине не звучало. Не было и сверок с картой. Куда ехать, ему было все равно, а потому о своем местонахождении он не заботился. Просто ехал – и все.

Сна практически не было, если не считать коротких и прерывистых минут полузабытья на водительском сиденье – на это время машина загонялась за брошенные сельские строения или на стоянки мелких провинциальных контор, до открытия которых на момент его отчаливания оставалось еще несколько часов. Со времени отъезда из места, которое он некогда считал своим домом, его еду составляли лишь чипсы из пакетов да пыльная смесь из сухофруктов с орехами, что продается на заправках. Голова была призрачно-легкой от голода, но еда не лезла в глотку. Он был изможден, но не мог спать, он весь был одной-единственной мыслью в мозгу и утратил способность управлять происходящим. Этой мысли необходимо было куда-то следовать, направляться из одной точки в другую, однако ее полет сам по себе еще не означал, что у нее есть пункт назначения. Такой полет мысли лишь вопит о необходимости находиться где-то в другом месте, не там, где ты находишься сейчас.

Надо остановиться. Ехать тоже надо, но сначала все же остановиться.

На третьи сутки, в начале пятого, машина миновала указатель какого-то мотеля впереди по автостраде. В тех частях страны, где можно ехать милю за милей, час за часом, а вокруг будет все тот же унылый и голый простор, где не на чем и взгляд остановить, великий дух предпринимательства в своей обычной манере заблаговременно озаботился с большим и неоднократным опережением оповещать проезжих, что, быть может, стоит призадуматься и поглядеть на часы: а не пора ли остановиться на ночлег? Этих указателей водитель, не замечая, проехал уже несколько. Внимание он обратил лишь на рекламный щит, что стоял здесь, должно быть, уже лет сорок, не меньше – с тех еще пор, когда пределом мечтаний для отпускников была поездка по стране. На щите изображался типичный мотель семейного типа с каким-то заманчиво-иностранным названием. До самого мотеля все еще оставалось с полсотни километров.

Покачав головой, он обернулся и посмотрел на дорогу, но уже понял, что сделает там привал. Сколько уже можно по жизни отказывать себе то в одном, то в другом, особенно последнее время!

От них он уже и так ушел, оторвался.

Спустя полчаса он припарковался у одноэтажного строения, что литерой «L» тянулось вдоль короткого асфальтового ответвления от магистрали. Судя по отсутствию машин возле номеров, постояльцев здесь не было вообще. Только окна ресепшена теплились тускловатым светом. На звон дверного колокольчика из примыкающей комнаты вышел старик, глазам которого предстал посетитель из разряда тех, что в одиночку неведомо зачем кочуют по богом забытым мотелям у черта на куличках. Сам этот старик любопытством не отличался, а с той поры, как три года назад он схоронил жену, ему и вовсе все стало трын-трава. Получив наличными оплату за одну ночь, он выдал постояльцу ключ – настоящий, металлический, не какую-нибудь там карточку с магнитной полосой, что нынче в ходу везде и всюду. Действительный ключ, которым открывается лишь одна комната и никакая другая. Постоялец поглядел на эту вещицу с успокоением, пытаясь припомнить, запер ли он при отъезде дверь в собственном доме. Четкой уверенности у него не было. Да и что уж теперь… Хозяина он спросил, где здесь ближе всего можно перекусить. Старик указал вверх по дороге. Тогда гость сгреб со стойки целую горсть плоских спичечных коробков с эмблемой мотеля и направился обратно к машине.

Километрах в двадцати он обнаружил магазинчик, примыкающий к заправке буквально в две колонки. Из еды здесь толком ничего не было, но зато было что выпить и закурить. Возвратившись к мотелю, он поставил свой автомобиль возле двери с цифрой 9. Других машин на парковке не было. День уже угас.

Номер представлял собой аскетичный прямоугольник пространства с двумя двуспальными кроватями и допотопного вида телевизором. Заперев дверь на ключ и задвижку, гость стал пододвигать ближнюю кровать ко входу. Кровать, как оказалось, была снабжена устройством для вибромассажа: само устройство теперь не работало, а вот полцентнера лишнего веса от него осталось. На то, чтобы перегородить ею вход, ушло десять минут времени и весь остаток сил. Еще один элемент комфорта – ржавый обогреватель – при включении затарахтел, как трактор, но постепенно начал пускать в промозглой комнате ручейки тепла.

Постоялец улегся на другой кровати. Пальто он снимать не стал – так в нем и лежал, уставившись в потолок. Спустя какое-то время он открыл купленную в магазинчике бутылку. Закурил. Сигареты под выпивку шли одна за другой, благо прихваченных коробков со спичками хватало. Лицо мужчины было мокрым.

Он плакал от истощения. Плакал от того, что голову саднит тупая боль. От отвращения к себе, которое сейчас пронизывало каждую клеточку его тела, – как те мнимые клещи, что сводят с ума сторчавшихся метамфетаминщиков. Как тот коллапс нервных окончаний, ощущающийся роем буравящих кожу насекомых. Буравящих так нестерпимо, что наркоман начинает ее чесать, яростно царапать, исступленно драть, пока руки и лицо бедняги не превращаются в кровавую коросту, выставляя его мучения напоказ.

Впрочем, у этого человека до столь явных мучений дело еще не дошло. Свою драму он пока читал про себя. А с виду смотрелся вполне нормально. Посторонний увидел бы перед собой упитанного мужчину на четвертом десятке, который, основательно нализавшись, лежит сейчас на кровати в убогом мотеле и время от времени слезливо шмыгает носом.

Однако мысленно он рыдал. И в этом даже было нечто возвышенное. Что-то от героя, одинокого и потерянного.

В какой-то момент он, вздрогнув, пробудился от сна, который нельзя было назвать сном в полном смысле этого слова. После отъезда из дома эти наваждения случались с ним все чаще: вот так, внезапным толчком, он выходил из густого обморочного забытья, в котором неотступно клубились какие-то тени, – вернее, не какие-то, а его собственные воспоминания. Словно темные лохматые своды колыхались там, где, казалось бы, место затылку, но теперь они проседают, плавятся под нажатием какой-то жаркой потной длани, что уже давно их трет и скоро протрет насквозь. Такое вот ощущение. И ум здесь был уже бессилен что-либо сделать. Он сам с иезуитской услужливостью подавал образы, которые воспринимали глаза или чувствовали ощупью пальцы. Ум размышлял о происшедшем независимо от него самого.

Лгать себе было бессмысленно. Непричастным, а уж тем более невиновным ему уже не бывать. О происшедшем он знал. В одиночку он, может, этого бы и не сделал, но содеянного это не отменяет. Содеянного им. Самим.

Предлагал все это тот, другой, но делал-то он. И так было всегда.