..[О,светенемеркнущий...(лат.)]-
подхватил комендант крепости, с завистьюпредставляясебе,какгарцует
сейчас наконевоглавепогребальнойпроцессиисчастливчикАлэнде
Парейль, капитан королевских лучников.
- Requiem aeternam... Выходит, даже по чарочке не поднесут?-спросил
вполголоса стражник попрозвищуТолстыйГийомупомощникакоменданта
Лалэна.
А две пленные принцессы старались не проронить ни слова,боясьвыдать
свою великую радость.
Конечно, в этот день во многих церквахФранциимногиелюдиискренне
оплакивали кончину короляФилиппа,нобольшинствонесумелобыдаже
объяснить, какое именно чувство источает изглазихслезы:простоони
хоронили короля, под властью которого жили, ивместесушедшимкоролем
ушла их молодость.
Но не в тюрьме Шато-Гайар следовало искать подобных чувств.
Едва лишь заупокойная месса окончилась,МаргаритаБургундскаяпервая
шагнула к коменданту.
- Мессир Берсюме, яжелалабыпоговоритьсвамиовесьмаважных
предметах, касающихся и вас лично, - произнесла она, пристально глядяему
в глаза.
Когда Маргарита Бургундская погружала свой взгляд взрачкитюремщика,
он всякий раз испытывал непонятное смущение, а сегодня и подавно.
Берсюме невольно потупил глаза.
- Я выслушаю вас позже, мадам, - сказал он,-толькообойдудозором
крепость и сменю караул.
Потом, обратясь к своему помощнику Лалэну,приказалемупрепроводить
принцесс обратно в башню и, понизив голос до полушепота, велел вестисебя
сугубо осторожно.
В башне, служившей узилищемМаргаритеиБланке,имелосьвсеготри
высоких круглых залы, расположенных друг над другом и схожих до мелочей, -
в каждой был камин с колпаком, сводчатый потолок покоился на восьми арках;
комнаты эти были связаны между собойвинтовойлестницей,проложеннойв
толще стены. В нижней зале дежурила стража-тасамаястража,которая
доставляла капитану Берсюме столько тревог изабот,которуюприходилось
сменять каждые шесть часов и которую, к великому его ужасу, в любоевремя
могли подкупить, ввести в соблазн или одурачить. Маргариту держали взале
второго этажа, а Бланку - третьего. На ночь запираласькрепкаядверьна
середине лестницы, разделявшая покои принцесс, в дневное же время имбыло
дано право общаться между собой.
Когда Лалэн ввел узниц в башню, они не обменялись ни словом, обе ждали,
чтобы затих шум его шагов, привычный скрип петель и скрежет замков.
Толькотогдаониосмелилисьпереглянутьсяивневольномпорыве
бросились в объятия друг другу.
- Умер! Умер! - сорвалсясихгубликующийкрик.Счастливыйсмех
сменялсярыданиями,оникричали,обнимались,плясалиотрадостии
твердили:
- Умер! Умер!
Затем обе сорвали ненавистные холщовые чепцы и соблегчениемтряхнули
кудрями, короткими кудрями, не успевшими еще отрасти за полгодатюремного
заключения.