Тихо вошла старуха и присела, звеня спицами.
- Взбалмошный, но хороший человек, - бормотала она, считая петли чулка. - Вот так всегда - сначала напугает, а потом просит прощения.
Нахмурив брови Харита возилась с замочком небольшого чемодана.
- Прощайте, бабушка Санстон, - сказала она наконец, забрасывая на плечо вещевой мешок. - Я вас не забуду.
Старушка глянула на неё мышиным взглядом.
- Значит, расстаёмся? - раздражённо сказала она. - А жаль, давно у меня не ели свежего мясца, не зажимали рта ладонью; давно не слышала я визга и писка. Убирайся! Пусть ты станешь калекой, ослепнешь, пусть волосы твои вырвет под забором бродяга.
Харита тяжело вздохнула.
- Бабушка, бабушка, сколько вам лет?
- Семьдесят, милочка, семьдесят!
- Как же вы будете умирать, бабушка Санстон?
- Лучше, чем ты, бродяга! - вскричала старуха и, окончательно рассвирепев, вытолкала Хариту на улицу.
Девушка, утерев слезы, принудила себя дышать ровнее и твёрдой, решительной походкой зашагала прочь от дома.
***
Был тихий вечер. Заря уже легла бриллиантом на тёмно-синий бархат неба.
Харита шла по аллее вдоль стройного ряда пирамидальных тополей, время от времени останавливаясь, чтобы отдохнуть. В голубеющей дымке вечера уже зажглись сиреневые фонари. Едва - едва пахло светильным газом и ванилью. Мимо шли нарядные весёлые люди, наверное, с какого-то концерта или торжества. Кое-кто присматривался к странной одинокой девушке, бредущей по улице.
Группа бодрых моряков позвала её с собой:
- Эй, красавица, пойдём с нами! Мы только причалили и будем весело отдыхать! У нас есть деньги, а тут неподалёку хорошая пивная "Весёлый краб"! Мы тебя щедро угостим!
Но Харита лишь махала рукой, виновато улыбаясь сквозь слёзы. И только оставшись одна в глухом уголке парка на скамейке под липами, она дала волю слезам.
Спустя час девушка подошла к больнице и зашла в приёмный покой.
Заметила знакомую рыженькую медсестру. Гедда Ларсен настороженно смотрела на неё.
- Посетителей не пускаем, - строго сказала она. - Если вы к доктору, то он уже ушёл.
Харита умоляюще посмотрела на неё.
- А вы не могли бы передать записку моему отцу? Клаус Ферроль.
- Да, я помню...Вообще-то не положено...
Харита смотрела умоляющим взглядом.
Гедда задумалась, поджав губы.
- Ладно пишите.
"Хозяйка прогнала меня, она - сводня", - писала девушка. - "Отец, если ты чувствуешь себя лучше, то пойдем куда-нибудь, а если не можешь, то напиши, что я должна теперь делать".
Гедда взяла записку, взглядом велела Харите ждать, а сама поднялась по лестнице.
Через полчаса в вестибюль медленно спустился бледный Ферроль.
- Девочка моя, ты ничего не должна делать, - промолвил он, обнимая дочь. - Я уже здоров. За лечение заплачено, и дежурный врач выписал меня. Вот воздух, вот ночь и мир. Нас ждёт дорога. Пойдём!
Он застегнул поднятый воротник куртки английской булавкой, забрал у Хариты вещи, и они направились к выходу.
Теперь девушке было легко.
В парке, среди шелестящей под ветром тёмной массы листвы, кто-то в сером больничном халате, под которым виднелась тельняшка, сидел на скамейке и курил.
- Что, Клаус, уходишь уже? - спросил хрипловатым голосом, поднявшийся им навстречу пожилой мужчина. Его волосы вились седыми колечками. Он стоял, опираясь на трость.
- Да, более оставаться здесь мы не можем. На работу пора, и денег у нас сейчас не Клондайк, сам понимаешь.
- А это никак доченька твоя...
Харита легонько кивнула.
- Она... Харита. Помнишь я тебе карточку Таис показывал? Правда копия?
- Что есть, то есть! А я - Том Вильсон, меня забросило в этот порт по причине поломки. И видимо застрял в этом порту надолго, сто акул ему в глотку! - нарочито грубовато сказал мужчина и от досады стукнул тростью. - Ну, семь футов под килем тебе, Клаус!
- Выздоравливай, Том, поскорее, ремонтируй ногу, и тебя ждут море, парус и рыба. Счастья тебе!
- А вы теперь куда? - спросил Том Вильсон.
- Нам бы уйти из города...
- Слушай, здесь справа, за углом, останавливается трамвай. Поспешите, может успеете на последний. И - до конечной...
Обнявшись с Вильсоном и потрепав его по плечу, Ферроль поспешил к воротам, за которыми мелькали огни. Харита бодро шагала впереди и ей было просто и легко.
Когда они выехали на окраину города, трамвай остановился.
Здесь шелестела листва, и подслеповато мигали огни небольших домов.
Вагоновожатый осветил фонарём последних пассажиров.
- Конечная! Выходи!
- Нам нужно за город, - сказал Ферроль.
- А это - вот по той дороге...
***
Чернеющее небо то и дело заволакивалось рваными клочьями туч, сквозь которые выглядывали любопытные звёзды.
Уже полчаса они шагали по шоссе за пределами города. Далеко на равнине мелькали редкие огни. Месяц наклонившись, уцепился за небосвод и висел, молочным светом озаряя дорогу. Серебристая пыль легко опадала под ногами.
- Что же мы будем делать, Клаус? - спросила Харита, звавшая иногда отца по имени. - Ведь нам надо где-нибудь спать, а в особенности тебе, потому что ты еще слабый. Да и поесть тебе бы не мешало.
- Не беспокойся, - ответил Ферроль, поворачивая на дорогу, ведущую к глухо шумевшей на ветру роще. - Смотри, вон там горят огни, значит живут люди, есть кров, быть может и для нас найдётся тёплый уголок...
Ферроль незаметно для Хариты снял обручальное кольцо покойной жены.
Харита молча последовала за отцом.
Так они дошли до опушки рощи, уже погрузившейся в сон, лишь небо время от времени зажигалось далёкими сполохами. С низины из-за деревьев, доносился грибной запах, остро пахло травами и подгнившими ветками. За кустами акации светились окна под железной крышей.
- Подожди пока здесь, я всё разузнаю, - сказал Ферроль и зашагал к воротам.
Харита, смахнув пыль, села на лавочке под старым орехом.
Ферроль нажал на щеколду калитки - она оказалась незапертой, и очутился в запущенном дворе, поросшем травой.
Что-то звякая толкнуло Ферроля в ногу. Он вздрогнул. Рядом стоял, поскуливая, большой и мохнатый пёс. Машинально погладив его, Ферроль взошёл на порог и постучал.
Дом, к которому подошли путники, принадлежал учителю Гревсу.
Услышав стук, рыжие дети учителя - пять девочек и три мальчика, ложившиеся спать в другой комнате, подхватились. Старшая девочка закричала:
- Папа, папа, не пускай, это опять пришли просить милостыню!
Гревс, сжав узкое лицо костлявой рукой, скосил глаза на дверь. При свете лампы он чинил карманные часы и теперь, нехотя оставив своё занятие, приподнялся со скрипучего стула.
Его высокая сутуловатая фигура застыла у окна.
Жена Гревса, беременная и сварливая женщина со спутанными волосами, подняла палец и сказала:
- Странно, почему собака не лает?
- Не лает, потому что не бита! - рявкнул в ответ Гревс и снял с двери запоры.
Увидев при свете фонаря седеющую бороду Ферроля и его ясные морщины вокруг острых, прямых глаз, он успокоился.
- Немного поздно, - промолвил Гревс. - Что вы хотели?
- Простите, что потревожил, - сказал Ферроль, - мне бы ненадолго переговорить.
- Заходите.
Ферроль вошёл в дом, вдыхая чужой, какой-то кисловатый запах. Перед ним стоял тощий человек с худым, почти безбровым лицом, рачьими глазами и длинными волосами медного цвета. Его тонкие бескровные губы были недовольно поджаты.
Ферроль представился и вынул из кармана кольцо.
- У меня тут такое дело... Не купите ли вы кольцо? Мне нужны не деньги, а пища; я только что оставил больницу и иду с дочерью искать работу.
Кольцо, тускло блеснув золотом на свету, перекочевало в костлявые и длинные пальцы учителя.
- Отойдем в сторону, - шепнул Гревс своей остроносой жене. - Смотри, это кольцо обручальное...