Насколько ему было известно, она совсем не интересовалась подпольной деятельностью Серкумбрайта и даже не догадывалась о ней.
Серкумбрайт загорал на солнце и созерцал катившиеся мимо бурые волны. Он сидел на балкончике, который сам построил для этой цели.
Шорн бросил ему на колени холщовый мешочек:
— Сувениры.
Серкумбрайт взял мешочек и торопливо высыпал из него горсть камней. К каждому была прикреплена этикетка. Он взглянул на первый камень.
— Агат. — Он прочитал табличку:
— “Марс”. Ну и ну.
Следующим был черный булыжник.
— Габбро? Похоже. “Ганимед”. Честное слово, далековато вы забрались.
Он бросил многозначительный взгляд на Шорна:
— Похоже, телекинез пошел тебе на пользу: ты расстался со своим измученным видом. Может, и мне стать телеком?
— Ты тоже не выглядишь измученным. Скорее, наоборот.
Серкумбрайт вернулся к камням:
— Пемза. С Луны, я полагаю. — Он прочел этикетку. — Нет — Венера. Как впечатления от прогулки?
Шорн посмотрел на небо.
— Это довольно трудно передать. Конечно, возникало чувство одиночества. Тьма. Что-то похожее на сон. Там, на Ганимеде, мы стояли на горном хребте. Под ногами — острый как бритва обсидиан. Юпитер заслонял почти полнеба. Знаменитое красное пятно смотрело на нас. Странная, черная скала, огромная планета, тусклый розовый и голубой свет. Все это было каким-то потусторонним. Я подумал: что, если сила изменит мне и мы не сможем вернуться? У меня кровь застыла в жилах.
— Похоже, ты справился с этим.
— Да, мы справились. Шорн сел, вытянув ноги.
— Я не измучен и не утомлен. Но я смущен. Два дня назад я считал себя человеком с вполне сложившимися убеждениями.
— А теперь?
— Теперь.., сомневаюсь.
— В чем?
— В наших замыслах. В их конечной цели.
— Хм-м-м, — Серкумбрайт потер подбородок, — ты все еще хочешь подвергнуться экспериментам?
— Конечно. Я хочу знать, почему и как действует телекинез.
— Когда ты будешь готов?
— Когда хочешь.
— Сейчас?
— Почему бы нет? Давай начнем.
— Ну, если ты готов, попробуем для начала энцефалографию.
Серкумбрайт устало потер лоб. Его лицо, обычно розовое, как у херувима, заметно осунулось. Когда он набивал трубку, его пальцы подрагивали.
Шорн откинулся на спинку кожаного кресла и смотрел на Серкумбрайта со спокойным любопытством.
— Почему ты так расстроен?
Серкумбрайт щелчком сбросил со стола скомканную бумажку.
— Оборудование ни к черту не годится. Все равно что рисовать миниатюры помелом или разбирать часы разводным ключом. Вот, — показал он, — энцефалограммы. Оба полушария твоего мозга. Рентгенограммы. Характер метаболизма. Мы замерили энергию настолько точно, что если бы ты бросил мне скрепку, я вычислил бы ее полет…
— И что?
— Ничего определенного. Волнистые линии на энцефалограмме. Повышенное потребление кислорода, увеличение шишковидной железы. Плюс побочные эффекты измерений.
Шорн зевнул и потянулся.
— Примерно это мы и ожидали. Серкумбрайт мрачно кивнул.
Глава 7
Шорн и Серкумбрайт пили кофе в квартире Лори в Мартинвелте.
Серкумбрайт был непривычно нервозен и то и дело смотрел на часы.
Шорн с интересом наблюдал за ним.
— Кого ты ждешь?
Серкумбрайт окинул комнату быстрым взглядом:
— Надеюсь, здесь нет жуков-шпионов?
— Судя по детектору, нет.
— Я жду связного. Человека по имени Луби. С Восточного Берега.
— Что-то не припоминаю такого.
— Ты бы не забыл его, если бы хоть раз увидел. Лори сказала:
— Кажется, я слышу шаги.
Луби вошел в комнату тихо, как кошка. Ему было около сорока, хотя выглядел он не больше чем на семнадцать. Золотистая кожа, правильные черты лица, густые вьющиеся волосы бронзового цвета вызывали в памяти образы итальянцев эпохи Возрождения — Цезаря Борджиа, Лоренцо Медичи.
Серкумбрайт представил гостя.