— Вы тоже были полицейским, я видела ваше досье. — сказала я, — И тоже работали в команде. Приходилось когда-нибудь спасать чью-то задницу?
— Время от времени, — сказал он.
— Ну, так спасите теперь мою.
Он промолчал.
— Как всё произошло?
— Уже поздно, — сказал он, — У вас есть дом, где вас ждут?
— А у вас?
Он не ответил.
— Как всё произошло? — повторила я снова.
Он глубоко вздохнул и сказал, что всё было, как обычно. То есть, обычно не происходит ничего. Большинство мест, куда он попадает, тихие и спокойные. И повторил, что в большинстве мест ничего не происходит.
Я спросила его, что он имеет в виду.
Он сказал, что в больших городах и маленьких городках занимается своими делами и никого не знает. Ест и спит, принимает душ и меняет одежду, и видит то, что удается увидеть. Иногда удаётся найти собеседника на час. Иногда — на вечер. Но в основном ничего не происходит. Он сказал, что у него спокойная жизнь, и могут пройти месяцы между днями, которые запомнились.
Но если это происходит, всё начинается с людей. Обычно это люди в барах, закусочных или ресторанах, то есть местах, где люди едят и пьют, где собирается определенное общество и где люди могут, не чувствуя неловкости, не отвечать именно потому, что едят и пьют.
Потому что никто никогда ничего не говорит. Вместо этого они смотрят. Вся штука в том, что нужно уметь смотреть. Точнее, отводить взгляд. Иногда бывает такой парень, на которого люди избегают смотреть. Он может быть всего один в баре, в кабинке закусочной или за столиком ресторана. Часть людей сторонится его, но большинство просто боится. Этакий громила. Таких не любят, и он знает об этом. Он знает, что люди вокруг него начинают говорить тише и отводят взгляд, и ему это нравится. Ему нравится быть сильным.
— Так всё и началось? — спросила я, — Вчера?
Ричер кивнул. Он и был тем парнем из бара. Ричер не знал этот бар и не был частью его общества, потому что никогда не был в этом городе до этого. Он ехал на автобусе с большим псом на борту целый день и вышел на станции в двух кварталах от Первой улицы. Он побродил немного и нашел бар. Это было нетрудно, потому что тот располагался недалеко от станции и являлся единственным развлечением в городе. Он вошел в бар и сел, решив, что дождется официантку. Он не хотел сидеть, упираясь животом в стойку красного дерева, лицом к лицу с барменом и не нуждался, чтобы его развлекали разговорами.
Я остановила его, — Минуточку. Вы приехали на «Грейхаунде»?
Он кивнул. Он уже говорил мне об этом. Я увидела на его лице такой же взгляд, как на его фотографии на паспорте. Какое-то время он потерпит, но потом пусть все оставят его в покое.
Я спросила, — Откуда вы прибыли?
Он ответил вопросом на вопрос, — А это имеет значение?
— С какой целью вы приехали сюда?
— Я же должен находиться где-то. Я подумал, что это место вполне мне подойдёт.
— Для чего?
— Провести здесь день или два. Или час или два.
— В досье написано, что вы не имеете постоянного места жительства.
— Значит, досье не врёт. Что обнадеживает, как мне кажется. С вашей точки зрения.
— Что произошло в баре?
Он снова вздохнул и, набрав воздуха, продолжил рассказ, ничего не скрывая. Может, сработало моё искусство допроса, а может обезболивающий коктейль действовал, как сыворотка правды. Он рассказал, что бар был заполнен, но он нашёл место и сел спиной к стене, чтобы он видеть одновременно зал и обе двери. Старая привычка. Военные полицейские часто и много работают в барах. Официантка сорвалась с места и приняла у него заказ. Он попросил кофе и перешёл к пиву. «Rolling Rock», бутылочное. Он не был знатоком и всегда брал то, что предлагало заведение.
Затем он стал наблюдать за человеком у стойки. Высокого роста, с крупными конечностями и резкими и мрачными чертами лица, тот сидел с властным и самодовольным видом. Все вокруг старались не смотреть на него. Ричер инстинктивно воспользовался правилом, которое гласило: надейся на лучшее, но будь готов к худшему. И самый худший вариант общения с таким парнем был не так уж и плох. Их разделял целый ярд пустого пространства — вполне достаточно места, чтобы неплохо порезвиться. Такие бойцы держатся только на своей репутации, и чем она хуже, тем меньше практики они имеют в реальных драках, потому что другие люди чаще всего просто отступают. Поэтому навыки бойца ржавеют и постепенно теряются. Простой сигаретный удар решит все проблемы. Он получил своё название еще тогда, когда все поголовно курили. Рот парня открывается, чтобы зажать губами следующую сигарету, наглая и рассчитанная небольшая пауза, возможно, полуулыбка, и тут коварный левый апперкот в подбородок, продублированный таким же справа, снова захлопывает рот, кроша зубы и, возможно, заставляя его прокусить язык. Игра закончена, прямо там, а если это не так, то ударом сбоку и вниз ставится точка, вколачивая костяшки пальцев в шею, как железнодорожный костыль в шпалу. Без особых проблем. За исключением того, что никто больше не курит, по крайней мере, в помещении, поэтому приходится делать это, пока они разговаривают, что тоже не составляет проблемы, потому что все они не замолкают, особенно, быки. Они разговаривают больше всех. Все эти угрозы, насмешки, типа «чего уставился?»
Итак, надеемся на лучшее.
Ричер отхлебнул водянистую пену из бутылки с длинным горлом и стал ждать. Официантка после паузы подошла, чтобы спросить, не нужно ли ему еще что-нибудь, что явно было попыткой завязать разговор. Ричеру она понравилась, возможно, он ей тоже нравился. Она выглядела профессионально, и ей было где-то лет сорок. Не студентка колледжа и не молодая девушка, планирующая скоро найти себе что-нибудь получше. Она тоже старательно отводила взгляд от парня. Им занимался бармен, и она была этим очень довольна, что бросалось в глаза.
— Кто он? — поинтересовался Ричер.
— Обычный посетитель, — ответила она.
— А у него есть имя?
— Не знаю. Точнее, имя у него есть, но я его не знаю.
Почему-то Ричеру в это не верилось. Обычно все знают имена таких парней, потому что подобные ребята заботятся о том, чтобы их знали.
Ричер продолжил, — И часто он здесь бывает?
— Каждую неделю.
Расписание было слишком точным и это было странно. Женщина не хотела об этом говорить, это было очевидно. Вместо этого она начала с обычных вопросов. Впервые в городе? Откуда приехал? Чем занимаешься? На такие вопросы Ричеру всегда было трудно отвечать. Он был в каждом городе впервые, приходил из ниоткуда и ничем не занимался. Всю жизнь служил в армии, сначала сын офицера, затем сам офицер, рос на базах, разбросанных по всему миру, служил на базах по всему миру, затем попал на гражданку и не смог осесть и вести такое существование, как все обычные люди. Так он и бродил по земле, видя то, на что у него раньше никогда не хватало времени, чтобы рассмотреть, слоняясь здесь и там, останавливаясь на ночь или две, а затем двигаясь дальше. Ни вещей, ни расписания, ни плана. Путешествия налегке и далеко. Сначала он хотел подчинить их какой-то системе, но уже давно забросил эту идею.
Он спросил, — И всё-таки, как здесь идут дела?
Официантка пожала плечами, состроила гримасу и сказала, что всё отлично, но при этом не выглядела убедительно. А уж официантки знают всё, ведь изнутри всегда виднее. Виднее, чем любому бухгалтеру, аудитору или экономисту. Официантки видят печальное выражение на лице владельца раз в неделю, в день, когда приходит время платить.
И это тоже говорит о чём-то. Единственный бар, расположенный вблизи от автостанции, должен иметь сумасшедшие продажи. Расположение — это всё. Заведение было переполнено. Все столы заняты, люди сидят плечом к плечу у барной стойки, за исключением карантинной зоны примерно в ярд вокруг крупного парня на барном стуле. Бутылки и стаканы регулярно скользили туда и обратно, а пятерки, десятки и двадцатки стекались к кассе бушующим потоком.