- Потому что это безопасное место, я проверял. По статистике той улицы, на этом месте никогда ничего не происходило страшного, потому оно самое чистое в округе… - дальше понесся сверхъестественный бред, который Кит слушать не хотел, потому что Рик обожал эти вещи.
- Ты правда дебил или притворяешься? – уныло спросил красноволосый, отводя телефон подальше от уха.
- Заткнись. И слушай дальше, - только у Рика из всей банды хватало наглости затыкать Босса.
- Все-все, я понял. Значит, не улажено еще ничего… Жаль, придется проторчать в Лавке до конца недели, - вздохнул Кит, с удовольствием затягиваясь сигаретой, только что купленной в магазинчике, продавцом которого оказалась древняя старушка, еле стучавшая по кнопкам древней кассы. «Кажется, все в этом районе древнее и старое», - подумалось тогда Киту.
- Ладно, до созвона, - Кит сбросил трубку, кидая телефон в карман, а второй рукой подмышкой сжимая два блока сигарет – чтоб далеко не ходить снова. Правда, этого парню хватит не более чем на полторы недели. Кит, медленно растягивая шаги, шел обратно к Лавке, но решил немного прогуляться и свернул на аллею к старому особняку, вокруг которого рос дикий сад. Дерево калитки высохло и потрескалось, краска облезла, прямо за невысоким кособоким забором росли плодовые одичавшие деревья, кусты, терновник. Стены дома, такие же иссушенные, заросли плющом, и в доме явно никто не жил. Только почтовый ящик у калитки оповещал «Стоун». И все.
«Камень? - подумал изумленно Кит, глядя на выцветшую надпись. - Странная фамилия».
Он открыл скрипучую калитку, решительно углубляясь в довольно большой сад, продираясь между зарослей. То тут, то там цвели поздние, уже опадающие цветы, еле заметные под слоем желто-красно-оранжевых листьев, многолетним пластом лежавших на земле. Ветер, столь сильный на улице, здесь почти не был заметен, еле-еле покачивая верхушки яблонь и кленов.
Парень шагал по тропе, изредка стряхивая пепел с сигареты и отводя ветки в сторону. Он дошел до старой белой беседки в глубине сада сразу за домом и беззастенчиво плюхнулся внутри нее, забрасывая ноги на вычурные перила беседки и доставая новую сигарету. Небо собиралось тучами, хмурясь и принося темень, хотя был только день. Кит решил посидеть тут минимум до четырех, рассматривая старые резные фигурки беседки и ничуть не смущаясь, что, в общем-то, находится незаконно на частной территории. Он подложил под голову один блок, устроился с удобством, запахнулся в куртку поплотнее и задремал под умиротворяющий шум покачивающихся веток деревьев.
*
Около трех часов, когда осенние дни уже короче, а значит, темнеет раньше, а солнце уже не приносит тепла по вечерам, Нат вздохнул, заправил прядь волос, выбившихся из аккуратного хвоста, за ухо и начал медленно сворачивать манускрипт обратно в узкую трубочку.
Посетителей все также не было, кроме старьевщика, проезжавшего на минивэне мимо и остановившегося рядом предложить хозяину лавки свой товар. Нат выбрал красивую фарфоровую куклу с закрывающимися глазами, но выцветшими ресницами и поблекшим румянцем на неживых щеках. Еще Натаниэль забрал у старика, любившего заезжать сюда периодически, небольшой снежный шар, не старинный, но красивый, с фигуркой летящей птицы внутри. Заплатив старьевщику, Нат закрыл Лавку, в сущности, просто перевернув табличку на двери, тоже антикварную, а оттого прелестную. Закрывать дверь на ключ смысла он не видел – все же он не забыл, что теперь у него есть постоялец, да и Лавка вряд ли даст себя ограбить.
Подхватив пригревшегося на столе Тимофея подмышку и сжимая снежный шар в руках, Натаниэль поднялся наверх, в свою комнату, отперев ее таким же массивным как и для входной двери ключом, только с небольшой вырезанной вязью. Ключ ему нравился безумно, да и любил его Нат больше всего, за исключением кота, потому носил всегда с собой – на шее.
Заперев за собой дверь, Нат поставил кота на кровать, стоявшую у стены, и открыл шкаф. На полке прямо перед ним стояли всевозможные шары, старинные игрушки, шкатулки. Пристроив новый предмет в свою коллекцию, Нат уселся на стул, единственный в небольшой комнате. Она была очень светлой из-за большого окна, завешенного прозрачным тюлем с тяжелым балдахином по краям, бордового цвета с кистями, чтобы подвязывать – такие вешались в парадных залах дворцов семнадцатого века, собственно, как и эти прежде. Сама по себе комната Ната была небольшой, но наиболее теплой и уютной во всем доме.
Здесь была широкая кровать, заправленная тяжелым покрывалом, древний шкаф с трещинами по бокам, письменный стол на львиных ножках, стул и небольшая тумбочка со стопкой книг, поднимавшихся выше головы Ната. Письменный стол завален всяческими вещами, которые Нат обожал, а именно – антиквариатом. За одну только чернильницу с пером, стоящую под лампой, можно было выручить до десяти тысяч, такая у нее была вековая история, но хозяин Лавки никогда бы ее не продал.
Нат медленно стянул с себя свитер, обнажая бледную, прозрачную кожу. Он и правда был худощав, даже слишком худ – сзади ярко вырисовывался позвоночник, стоило чуть сгорбить спину, как всегда делал Нат, и лопатки, казавшиеся началом крыльев, настолько они проступали вперед. Тонкие руки, заканчивающиеся красивыми аристократичными и длинными пальцами с просвечивающими нитями вен. На предплечьях от основания шеи и до локтей, заходя на грудь, но заканчиваясь выше диафрагмы и отчетливо видных ребер, шли ветви шрамов. Такие шрамы, похожие на ветвистый куст, расходившийся от сердца, перепутываясь по верхней части туловища, появлялись у людей, переживших удар молнией. Нат не помнил, когда это было, возможно, до того, как он появился в Лавке, но старик, «отец», говорил, что это было чудо, что он выжил. Чудесное спасение, оставившее нити шрамов на прозрачной белой коже.
Натаниэль ведь действительно вырос в Лавке, где всегда царил уютный пыльный полумрак, потому солнца его коже не хватало.
Нат провел пальцем по одной ветви шрамов от сердца к левому плечу. Фигуры Лихтенберга*, вот как они назывались, точно. Теперь он вспомнил. Так называл его шрамы «отец». Они были даже в какой-то мере красивыми, если подумать… Но Нат думать не хотел, ему было плевать. Он привык, что его тело такое, привык к редкому покалыванию шрамов, когда надвигалась сильная гроза. Как сейчас, например. Он глянул в окно, где небо уже почернело от туч.
- Дождь, Тимофей, - рассеянно глядя в окно, сказал Натаниэль, глядя на первые капли, стукнувшие по стеклу и оставившие размазанный след воды. Через пару минут грянул настоящий ливень, заставляя старые стекла дрожать от порывов ветра.
А в беседке, матерясь, проснулся Кит, натягивая куртку на голову и пытаясь спрятаться от дождя, проклиная себя за внезапное желание поспать.
Комментарий к 5. Modus vivendi.
Фигуры Лихтенберга - http://daypic.ru/health/113614
сами гляньте, так не объяснить.)
========== 6. Alea jacta est. ==========
в пер. с латыни: “Жребий брошен”.
Кит торопился вернуться обратно, прикрывая собой два блока сигарет. Дождь пошел с новой силой, поливая открытую спину парня. Идти было недалеко, но он полностью промок, но сигареты спас, а оттого был немного горд собой.
Он забежал в Лавку, не заметив, как запертая дверь сама открылась перед ним, скинул куртку, встряхивая ее и поливая каплями драгоценные свитки. Возмущенно тренькнули часы, наполняя лавку пыльной духотой. Лавке не нравилось, но Кит этого не видел. Он взметнулся по лестнице, отмечая, что Натаниэля нигде нет. Ну и ладно. Ладно…
Кит пробрался на чердак, кидая блоки на матрас, а сам закрывая распахнувшееся окошко. Дождь с новой силой затарабанил по стеклу. Открыл пачку, вытягивая чуть намокшую сигарету и с удовольствием затягиваясь. Пальцы еще болели, а потому он держал ее еле-еле, кончиками.
- Не кури в доме, - неожиданно раздался голос в дверях чердака, заставивший красноволосого охнуть и выронить зажженную сигарету на матрас, тут же со злостью принявшись ее тушить.