Добраться лишь затем, чтобы понять, что поднимать боевую машину в бой её экипаж отнюдь не торопится.
По щедро усеивающим корпус металлическим лесенкам Ваша Покорная буквально взлетела. Особенности контакта босых пяток с раскалённым до температуры чуть холоднее свежесваренного кипятка металлом этому немало способствовали. Вторая кроссовка успешно протерялась где-то на бегу, а носки теперь состояли преимущественно из дырок.
— Романенко! — зычный архидьяконский бас прогудел из тёмного провала люка чуть ли не прямо в лицо. — Ксения! Романенко! Ксения?
— Я? — перекошенное отражение Вашей Покорной в стёклышках круглых очков не могло вызвать ничего, кроме ужаса — макияжу действительно пришёл конец. Не то индейская маска войны, не то порнозвезда вечером ударной вахты. Очкарика причудливые разводы теней и помады натурально парализовали — он так и замер лицом к лицу с Вашей Покорной в немой оторопи.
— Арон Моисеевич! — распаренная до свекольного цвета и плоская как доска худенькая курносая девчонка в мокром до полупрозрачности сарафане в облипку с весёленькими цветочками высунулась из какого-то другого люка как раз вовремя, чтобы увидеть нашу с громогласным очкариком немую сцену. Тот неуверенно воздвигался из тёмного провала — и всё ещё не собирался заканчиваться. Рост у очкарика пропорциям его боевой машины более чем соответствовал.
На свету этот самый Арон Моисеевич выглядел куда забавнее — тощий, нескладный, с густой иссиня-чёрной щетиной, некогда ухоженными пушкинскими бакенбардами, очень характерным носом и забулдыжной майке-алкоголичке с растянутыми лямками и щедрой россыпью мелких дырок, сквозь которые предательски белело волосатое тело без капли загара. Из другой одежды на очкарике имелись лишь настолько же заношенные семейные труханы до колена и пляжные тапки.
— А вы, простите… — крайне удивлённым тоном начал он, и так и не договорил.
— Женя! — в лучших московских традициях ответила Ваша Покорная ещё до того, как Арон Моисеевич закончил фразу. И в тех же традициях незамедлительно перешла в атаку, — Чего стоим? Кого ждём? Почему бросили город?
— Де… — очкарик замялся, наткнулся взглядом на мой второй размер под футболкой в облипку и куда увереннее продолжил, — Девушка, я что-то не могу рассмотреть ваши знаки различия…
— Я ваши тоже, — огрызнулась Ваша Покорная. — Так и будем писю лимонить, пока танки город разносят?
— Кгхрм, — судя по реакции, лексикон Вашей Покорной заставил очкарика подавиться мозгом. А может и отсутствие лифчика, не знаю. Покраснел он, в любом случае, оч-чень убедительно.
— Да что ты себе позволяешь, коза? — у Ксении с бытовым хамством оказалось куда лучше. Пожалуй, она даже смогла бы купить билет на метро без того, чтобы пропустить двух-трёх посторонних вперёд себя. На московском вокзале города Санкт-Петербурга — так уж точно.
— Вниз, — а вот удара по лицу она точно не ожидала. — Бегом. А через две минуты эта ваша самоходная баня стоит в полный рост и готова сражаться.
Плоскогрудая скандалистка закусила губу до крови. В её глазах набухали крупными слезами абсолютно искренние обида и недоумение.
— Ксения, боюсь, хотя методы нашей внезапной гостьи заслуживают всякого порицания… — договорить Арон Моисеевич не успел. Чёрт его знает, кем очкарик был по жизни, но вот на конкурсе тормозов он бы точно занял второе место. Почему не первое? Да тормоз потому что!
Назревающий конфликт прервал спазматический кашель. Из глубины пышущего жаром колосса появился третий член экипажа. Выглядел усатый дядька лет за сорок, и, единственный из всех троих, носил мокрую насквозь форму с загадочными тёмно-зелёными вставками на воротнике. Поверх них сиротливо блестели крохотные металлические прямоугольники. Никакими погонами, а также любыми другими привычными знаками различия, у формы даже не пахло.
Зато обильные тёмные пятна у дядьки на груди выглядели чем угодно, только не потом. Мелкие алые капли на растрёпанных усах и разбитая губа убедительно свидетельствовали, что испачкался он своей же кровью.
— Гаплык, — односложно выкашлял дядька.
Бороться за машину он даже не собирался. При виде его апатичной физиономии Ваша Покорная снова ощутила, как внутри неё просыпается хомяк-берсерк с адамантиновой челюстью.
— Вниз! — пистолет из его кобуры перекочевал в руки Вашей Покорной раньше, чем хоть кто-то успел понять, что происходит. — Немедленно вернули машину в бой — а то я за себя не отвечаю!
— Да стреляй, жалко что ли! — Ксения не выдержала первой. — Кто у нас теперь на пилон встанет? Ты сама, что ли?
— Веди, — губы сами разошлись в комиссарской усмешке. — Если дело только за этим…
* * *
Внутри боевой колосс вызывал натуральную клаустрофобию. Тесные коридоры в белёсых разводах соли, участки фосфоресцирующей плесени вместо фонарей на стенах, полускрытая жирными складками плоти металлическая обрешётка и угвазданные загадочной склизкой дрянью жилы высоковольтных кабелей вызывали неприятные ассоциации с кишками левиафана. Извивались эти ходы настолько причудливо, будто изнутри машина была раза в два больше, чем снаружи.
Центр управления оказался куда привычней. Больше всего он походил на крохотную телестудию, обставленную реквизитом малобюджетной фантастики — несколько закутков с чем-то вроде зубоврачебных кресел в кардановых подвесах с широкими привязными ремнями, пульты в тех же подвесах, совсем как у космонавтов — подковой, с огромными подсвеченными кнопками, пузатые аквариумы примитивных, явно ещё с электронными пушками, телевизоров, гермодвери с круглыми штурвалами запоров и яростно гудящая вентиляция.
— Прошу, — Ксения указала на высокую узкую дверь во что-то вроде барокамеры с таким привычным гладким отполированным пилоном ровно в середине цилиндрического пространства.
В мягком свете узких световых панелей чуть заметно фосфоресцировали кровавые пятна. Судя по ним, в момент удара мужика в форме швыряло по всей этой комнатёнке. Обрывки импровизированной сбруи из нескольких кожаных ремней наглядно свидетельствовали, что из собачьего поводка и портупеи годной страховки навязать при всём желании не получилось. Высоким искусством сибари тут явно не владели.
— Что тут ещё нужно сделать? — Ваша Покорная зашла в камеру, протянула Ксении пистолет и привычным движением обхватила пилон.
— Перейти в транс и синхронизироваться, — ядовито пояснила Ксения и захлопнула гермодверь. — Минутная готовность!
— В транс, говорите? — приглушённый свет и тихое гудение неизвестных механизмов за стенкой навевали мысли о комнате для распрямления чакр тантрическим сексом. Недоставало разве что юных улыбчивых тайцев неопределимого пола. Впрочем…
— Love is love, let's come together! Love is free it lasts forever! — первые же такты бессмертного шедевра Армии Любовников подействовали не хуже воспетой акынами ферганской травы. Стены камеры подёрнулись розовым туманом, и Ваша Покорная впервые ощутила себя вне тела.
— Есть синхронизация, — донёсся откуда-то изумлённый голос Ксении. — Шестьдесят три процента, увеличивается! Отклик термен-камеры стабильный!
Руки и ноги стремительно тяжелели. Айфончик с наушниками пропали из восприятия. Где-то чуть ниже живота набух жаром и заворочался на холостых пока что оборотах мощный двигатель. Яркие алые транспаранты один за другим выскочили перед глазами на периферии зрения.
— Не подключён, — Ваша Покорная в недоумении переводила взгляд с одного тревожного сигнала на другой. — Не подключён. Боекомплект отсутствует. Не подключён… Это чего за дела вообще?
— Единица хранения первой категории, — судя по всему, Романенко хотел добавить пару нелестных эпитетов, но лишь снова закашлялся.
— Видите ли, Женечка, мы, в некотором роде взяли его на складе без спросу, — пояснил Арон Моисеевич. — Престранная история, по документам БК-013 уже полгода как отправлен в киевский военный округ, но спец-локомотив так и не приехал, только навесное оборудование забрали, оно, знаете ли, помещается на обычных платформах…