========== Мое море ==========
Я так давно тебя искал по грязным пресным руслам,
Зубами сети рвал, напрягая каждый мускул…
Метка появилась в семь лет. Боль была настолько сильной, что казалось отвалятся сразу и плечо, и шея. Никогда — ни до, ни после — ему не было так больно. Перепугались тогда все знатно, вытащили из бассейна, уложили на прохладный кафель и даже скорую вызвали. Думали что-то серьезное.
Врачи тоже удивлялись. Семь лет — маловато для появления метки. Средний возраст — тринадцать-четырнадцать, когда мальчики начинают на девочек заглядываться, а он оказался слишком ранним. И место-то какое: витиеватые иностранные буквы тянулись от ключицы к плечу. Красиво. И совершенно непонятно. Метка была на виду постоянно, Хару проводил по пояс голым как минимум три часа в день, но он очень сомневался, что это поможет. Надпись была на русском. Марина Дьяченко. Имя ему нравилось, оно означает Морская. Не нравился язык. Сколько в России людей? И сколько Марин? А учитель русского испугал еще больше. Дескать, она может быть и не совсем из России, на этом языке говорят во многих странах. В свои пятнадцать Хару сидел в интернете и смотрел степень распространения русского языка. Многовато. Где искать эту неведомую Марину?
Учить русский язык он пошел в десять лет, когда умерла бабушка. Родители вечно мотались по командировкам, иногда не появлялись дома месяцами, а потом приезжали всего на пару дней. Бабушка была для Хару самым близким человеком. Это она привела его в бассейн, она с гордостью смотрела, как он обгоняет своих ровесников, она присутствовала на всех соревнованиях. Бабушка его была полукровкой, родом из Нагасаки. Отца своего, залетного иностранного моряка, не знала. Ей была близка жертвенность, которой Хару никогда не понимал, но научился ценить. Бабушка когда-то переехала в маленький городок вслед за своим мужем, была образцовой домохозяйкой и любящей матерью. А теперь стала матерью и для ребенка своего сына.
С бабушкой было хорошо. Когда она умерла, он почувствовал себя одиноким, по-настоящему брошенным. Родители не были ни на одном его соревновании, пропустили все школьные фестивали и даже не пришли на спектакль. Хару там играл совсем крохотную роль, появился на сцене и сразу ушел, смотреть особо нечего. Но при этом некоторым его одноклассникам достались роли деревьев, пробегающих мимо оленей, завывающего ветра, но их родители приходили с видеокамерами, чтобы заснять свое чадо и восхищаться им снова и снова.
Мама Хару тоже была полукровкой. Очень красивая, ей вслед оглядывались мужчины, а женщины пораженно замирали перед ней. Отец же от деда-иностранца унаследовал разве что высокий рост. У Хару иностранные корни родни проявились ярче, чем у обоих родителей. Еще с самого детства его дразнили из-за голубых глаз. Яркие, будто он линзы нацепил. Слова ровесников Хару не особенно ранили. Немного обидно, конечно, но он не расстраивался. Как оказалось — не зря. К последнему году в средней школе он стал выше даже некоторых учителей, занятия спортом ожидаемо подарили шикарную фигуру, а смесь нескольких национальностей обеспечила привлекательную внешность. Он считался красивым.
К этому времени он жил под присмотром соседей: семейной пары с пятью детьми. Дети соседей были теми еще непоседами, творили что хотели, поэтому на Хару у милой семейной пары времени не оставалось. Кормили, собирали бенто в школу — уже хорошо. Он не доставлял им хлопот.
Хару много занимался, лишь бы не возвращаться в пустой дом. Учил русский язык, участвовал в делах школьного совета, много тренировался. Слава о красавчике-спортсмене с идеальными оценками разнеслась быстро. Вскоре еще и узнали, что он живет один. К поступлению в старшую школу Хару имел все основания сомневаться в разрекламированной скромности японских школьниц. Девушек у него было немало, все появлялись и исчезали из его жизни без его участия, но при этом он не сходил ни на одно свидание. Свою популярность он принимал так же спокойно, как и вообще всю свою жизнь. Не влюблялся. Знал, что когда-нибудь в его жизни будет Марина, он непременно полюбит ее, и поэтому свидания считал излишними.
Родители хорошо зарабатывали, Хару с финансовой точки зрения получал все, что хотел. Занятия спортом требовали много денег, плюс курсы и уроки с репетиторами, да и учился он в лучшей, следовательно, самой дорогой школе их небольшого приморского городка. Хару нравилось плавать, нравилось учить языки, нравилось быть лучшим учеником школы, нравилось всеобщее восхищение. Этим он восполнял недостаток родительского внимания. На день рождения они дарили ему игровые приставки и телефоны последних моделей. Лучше бы дарили русско-японские словари и новые плавки. А в итоге получалось, что родители совершенно не знали своего сына. Иногда Хару казалось, что они все же чувствуют себя виноватыми, поэтому и не ограничивают сына финансово. Он мстительно выбрал старшую школу с пансионатом, бассейном и учителем русского языка.
Ему предлагали бесплатное обучение в спортивных школах, но он отклонил все предложения. К этому времени его заметили, оценили высокую для его возраста скорость и вовсю зазывали готовиться к большому спорту. Хару же отчаянно цеплялся за возможность плавать для себя, в кайф. Ну и еще учиться, наслаждаться собственной крутостью и оттачивать знание русского. Что, впрочем, не мешало ему постоянно бить свой собственный рекорд скорости и стандартно приносить школе золотые медали с соревнований. Хару никогда бы не признался самому себе, но он был тщеславен и эгоистичен, купаясь в обожании посторонних людей.
Школа была только для мальчиков, но с достаточно вольными порядками. Из окон школьной библиотеки было видно море, и Хару иногда просто бестолково пялился в горизонт. Море напоминало о метке, о девушке с морским именем. Хару нравилось думать, что русская Марина будет всегда с ним и во всем поддержит.
— Ты одержим, — ворчал его единственный друг Мацуо. — Далеко не всегда соулмейты влюбляются. Иногда они просто дружат.
Хару пожимал плечами. Он уже знал русский достаточно, чтобы вести осмысленный диалог, поэтому первым делом он начал искать Марину Дьяченко в соцсетях. Девушек с таким именем было немало, они охотно шли на контакт с японским школьником, но вот меток у них либо еще не было, либо они носили обычные русские имена, а не непонятные европейцу символы.
Имя и фамилия Хару писались кандзи. Иероглифами. И он сомневался, что его суженная вообще поймет, что он из Японии. Быть может, она ищет его в Китае? Может, она не знает, как его имя читается?
— Может, у нее вообще еще метка не появилась, — хохотал Мацуо. — То, что у тебя выскочила в семь, не гарантирует ничего. Может, ей сейчас десять лет и никакой метки нет?
Хару кивал и ежедневно проверял свои профили в российских соцсетях. Быть может, его суженой и правда мало лет и метка у нее еще не появилась? Может, она появится у одной из тех Марин, с которыми он уже общался? В японских соцсетях его атаковали девчонки из прежней школы, но русские Марины не искали здесь японских суженных.
У ворот нынешней школы несмело переминались очередные влюбленные дурехи. Хару не понимал, как можно хотеть быть не с соулмейтом? Он знал, что многие успевают вступить в брак и завести детей, прежде чем встречают предназначенную судьбой половинку, но не понимал этих людей. Что потом? Перечеркнуть всю прошлую жизнь? Бросить семью? Или отречься от соулмейта? Хару ждал свою Марину с преданностью, которая удивляла его одноклассников.
Школу закончил лучшим учеником. Он мог выбрать практически любой университет: идеальные оценки и спортивные достижения позволяли подобную вольность. Выбрал тот, где можно изучать русский язык. Мацуо поступил на факультет физической культуры, планировал тренировать спортсменов. В университетскую сборную по плаванью вступили вместе, а потом Хару стал редко появляться на занятиях.
Ему внезапно пришло в голову, что спортсмены много путешествуют. Чемпионаты, выездные тренировки. Мацуо нашел ему хорошего тренера, и за короткое время Хару особенно сильно вырос как спортсмен. Национальные он выиграл. В университете пошли навстречу талантливому ученику и даже академ оформлять не пришлось — все зачеты принимали в индивидуальном порядке. На Хару возлагали большие надежды.