Но прежде чем я приступил к рассуждениям о различиях, существующих в языках, она уже говорила о другом:
— Папа, знаешь, Бола говорит, что на небе слон выливает из хобота воду, и от этого идет дождь. Какую чепуху может сказать Бола! Он ведь только болтает — день и ночь болтает!.. — И, не ожидая, пока я выскажу свое мнение, вдруг спросила: — Папа, а кто тебе мама?
«Свояченица», — подумал я, но вслух сказал:
— Мини, иди поиграй с Болой. Я сейчас занят.
Тогда она села возле моего письменного стола, обхватила колени руками и начала играть, быстро приговаривая: «агдум-багдум». В это время в моей семнадцатой главе Протапсингх вместе с Канчонмалой прыгал темной ночью в воду из высокого окна темницы.
Окна моей комнаты выходят на улицу. Неожиданно Мини бросила играть в «агдум-багдум», подбежала к окну и закричала:
— Кабуливала, эй, кабуливала!
Высокий кабулиец в грязной широкой одежде, в чалме, с корзиной за плечами, медленно переходил дорогу, держа в руках несколько ящиков с виноградом. Трудно сказать, какие мысли родились в головке моей дочери, когда она громко позвала его. Я же подумал, что сейчас явится несчастье в образе этой корзины, и моя семнадцатая глава не будет окончена.
Но когда кабулиец, услыхавший зов Мини, широко улыбаясь, направился к нашему дому, ее и след простыл. Она сейчас же убежала на женскую половину дома, так как была уверена, что, если заглянуть в его корзину, в ней можно найти таких же ребятишек, как она.
Кабулиец подошел и с улыбкой поклонился мне. Я подумал, что, хотя положение Протапсингха и Канчонмалы довольно критическое, мне все же следует что-нибудь приобрести у человека, раз его позвали.
Я купил кое-что. Потом мы немного побеседовали. Абдур Рохмот начал рассуждать о пограничной политике России, Англии и других стран.
Наконец он поднялся, собираясь уходить, и спросил:
— Бабу, а куда убежала твоя дочка?
Я решил рассеять напрасные страхи Мини и позвал ее. Прижимаясь ко мне, она подозрительно смотрела на кабулийца и его корзину. Рохмот вынул из корзины горсть кишмиша и сухих абрикосов и протянул ей, но она не взяла и с еще большим к нему недоверием прильнула к моим коленям. Так состоялось их первое знакомство.
Как-то утром, спустя несколько дней, я вышел из дому и увидел, что моя дочь сидит на скамейке около двери и оживленно болтает, а кабулиец, сидя рядом на земле, с улыбкой слушает ее и время от времени вставляет свои замечания на ломаном бенгальском языке. За весь пятилетний жизненный опыт у Мини еще не было такого терпеливого слушателя, не считая ее отца. Тут я увидел, что подол ее полон кишмиша и миндаля.
— Зачем ты ей дал это? Больше не давай, — сказал я кабулийцу и, вынув из кармана полрупии, отдал ему.
Он спокойно взял деньги и опустил их в корзину.
Вернувшись домой, я увидел, что эти полрупии подняли шум на целую рупию.
Мать Мини держала в руке блестящий белый кружочек и строго спрашивала:
— Где ты взяла деньги?
— Кабуливала дал.
— А зачем ты взяла деньги у кабулийца?