— Вообще-то ты прав, — признал свой промах капитан. — Лишний риск нам ни к чему… Спасибо за подсказку, — серьезно сказал он. — Значит, придется тебе самому в нужный момент решать… — обратился опер к Сырцову. — Совсем без оружия — тоже нельзя. Вам не с поэтами придется встречаться… Ну, что еще? — спросил сам себя капитан. — Жить в Геленджике будете у нашего человека, позже я вам дам его адрес. А если что не так, придется самим квартиру снять. И чтобы сразу включиться в игру, — продолжил Зимников, — после выхода из зоны вы получите от меня небольшую партию алмазов и передадите их в Геленджике доверенному лицу. Его телефон и адрес я тоже дам. Он вас сразу же снабдит деньгами. Алмазы передаст Михаил Павлович, — решил капитан. — Твоя задача, — обратился он к Сергею Григорьевичу, — проследить за этим связным: когда он поедет в Сочи и кому отдаст камни. В лицо он тебя знать не должен! — предупредил опер. — Но ты не столько за ним смотри, сколько за людьми вокруг него. Где-то здесь ниточка рвется! А вам бояться нечего, — ободрил он приятелей, — мы в первый раз с бывшими зеками алмазы отправляем. Никто об этом не знает. И помните: я вам верю. Удрать с ними — пустая затея: в необработанном виде — это простые камешки. А будете искать огранщика — погибнете. И не думайте, что я вас хочу опять в зону запереть: все документы на алмазы в порядке! Только они с отдельным человеком пойдут…
— Да нам один хрен, с кем они пойдут, — отмахнулся Суровцев.
Разговор шел в одной из маленьких палат лагерного лазарета. Бригадир Суровцев и Сырцов сидели на своих кроватях, а капитан Зимников примостился на белом табурете в проходе между ними. Белые занавески на окнах были плотно задернуты, голая лампочка под потолком потушена, но в палате было довольно светло: матовое остекление двери пропускало из ярко освещенного коридора достаточно света.
— А зачем нам поездом ехать? — спросил Сергей Григорьевич, которому не терпелось поскорее вырваться из этого ада. — Долго… И пересадки делать. Лишняя морока! Может, самолетом лучше?
— Нет! — решительно отверг такой вариант Зимников. — Самолетом как раз хуже. И не потому, что дороже… Деньги у нас есть. Больше потеряли… В аэропорту надо регистрироваться. Значит — оставить след. А оружие? — привел очередной довод капитан. — Как с ним контроль пройти? Заявить и сдать экипажу? Тоже след… Нет, поедете поездом. К тому же за это время у вас и волосы немного отрастут, — усмехнулся капитан, глядя на своих подопечных. — А то месяц лежали тут, а можно подумать, что вас остригли вчера.
— В этом климате ничего толком не растет, — мрачно заметил Суровцев. — Березы по пояс, у якутов на бороде по три волосинки, а бабы у них, как куклы.
— Ничего, потерпи еще немного, — ободрил его Виталий Михайлович, — приедешь на место, подберешь себе женщину по вкусу, тогда отведешь душу. Так, ну вы подумайте тут пока, — капитан поднялся с табурета, — может, еще какие вопросы возникнут, а я скоро вернусь.
Зимников вышел в коридор и плотно притворил за собой дверь. Напарники по будущей работе, которых судьба свела в лихом месте, молча сидели друг против друга на своих кроватях и перебирали в уме возможные мелочи, которые мог упустить капитан или они сами.
— Сколько ни думай, всего не предусмотришь, — после недолгого молчания пришел к выводу Суровцев. — Нечего башку напрягать, — махнул он рукой. — Если бы люди такими умными были, что все наперед без ошибок просчитывали, кто бы тогда в зонах сидел? — задал он самому себе вопрос.
Капитан вернулся быстро. Следом за ним в палату вошел врач и, откинув полу белого халата, достал из кармана брюк небольшую медицинскую бутылочку с делениями, наполненную спиртом. Из другого кармана достал мензурку, наполнил ее пьянящей жидкостью и вопросительно посмотрел на капитана: кому подавать?
— Давай, я первый отравлюсь, — пошутил капитан. — Ну, счастливого пути! — пожелал он сидящим на кроватях зекам. Затем шумно выдохнул из себя воздух, одним махом опрокинул в рот мензурку и, взяв с тумбочки кусок хлеба, жадно понюхал его.
До Москвы добрались благополучно и здесь решили сделать остановку на день-два.
— Надо привести себя в порядок, — критически оглядел Сергей Григорьевич своего спутника. Уже апрель кончается, мы на юг едем, а вид у нас… — не договорил он.
— Можно и остановиться, — согласился с ним Суровцев. — А с ночевкой как? В гостиницу пойдем или на вокзале перебьемся?
— Ни то ни другое, — ответил Сырцов, пробиваясь сквозь толпу пассажиров к выходу на привокзальную площадь. — У меня здесь квартира когда-то была, — едва усмехнулся он. — Сейчас поедем, узнаем: если никто не занял, значит — повезло. А занял — у соседей переночуем.
…Взобравшись на третий этаж нужного дома, Сырцов ненадолго застыл перед дверью с тринадцатым номером, а затем тоном человека, который только сейчас понял, почему его преследуют несчастья, сказал своему напарнику:
— Сколько лет здесь жил и не обращал внимания на номер квартиры. А ведь отсюда отец в другую семью ушел, мать умерла, когда ей еще пятидесяти не было, а потом и я отправился… с миром знакомиться. Ты как, Михаил Павлович, веришь в приметы?
— Как-то не особенно обращал на них внимания, — признался тот. — Но ведь народ не сегодня их выдумал. Значит, что-то есть…
— Наверное, — согласился Сырцов и стал звонить в соседнюю квартиру.
— Сергей Григорьевич! — с неподдельной радостью воскликнула открывшая дверь соседка. — А мы с мужем вас недавно вспоминали. Ну с возвращением! — поздравила она. — Заходите, посидите с дороги… Скоро муж придет.
— Спасибо, Софья Николаевна, — уклонился от приглашения Сырцов. — Хочется уже родные стены потрогать. Вы мне ключи, пожалуйста, дайте, — попросил он соседку.
— Сейчас, сейчас, — заторопилась она в глубь квартиры. Вернувшись со связкой ключей, сообщила: — Я там несколько раз убирала. Вроде бы никто и не живет, а зайдешь — пыль кругом. А так все в порядке. Это с вами товарищ приехал? — поинтересовалась она, мельком оглядывая стоящего в стороне Суровцева.