Капитан Зимников встретил на этот раз Сергея Григорьевича как старого знакомого: без холодной служебной официальности, которая разделяла их незримой перегородкой друг от друга во время первой беседы. Но вместе с тем тон капитана не позволял собеседнику чувствовать себя на равных: расслабленно, а тем более панибратски. Все так же уютно, по-домашнему, пел на плите вскипевший чайник, на углу стола — оставляя углы комнаты в тени — ярко светила настольная лампа, а рядом, в ожидании долгой беседы, стояла чистая пепельница. Только не слышно было потрескивания в бревенчатых стенах домика: за два прошедших месяца морозы заметно поубавились, снег под ногами не рассыпался сухими крупинками, а упруго оседал вниз, послушно отпечатывая четкие следы. Приближалась весна…
— Чаю налить? — спросил капитан, когда Сырцов сел за стол.
— Спасибо, я только что поужинал, — отказался Сергей Григорьевич.
— Ну спирта я не предлагаю: сам пью очень редко, да и тебе в барак идти. Так что продолжим наши игры… насухо, — слегка улыбнулся капитан, выкладывая на стол пачку сигарет. — Я тебе должен сообщить не очень приятную новость: твой подельник Пискунов уже на свободе. А ведь у него срок был на два года более твоего! Вот так… — замолк капитан, выжидательно смотря на собеседника карими глазами.
— Значит, сумел как-то… — вымученно усмехнулся Сырцов. — Непонятно только — как. По одному же делу шли…
— По одному, — подтвердил капитан. — Но кому-то из его друзей удалось найти толкового адвоката и добиться пересмотра дела. Вообще я не понимаю, почему вы получили такие сроки, — с неподдельным удивлением продолжил Зимников. — Вы должны были пройти по статье: «О превышении пределов необходимой обороны». И отделаться условным сроком, даже с учетом незаконного хранения оружия. Видно, не такие уж придурки те парни были, как ты думаешь, — заключил капитан. — Это тебе урок на будущее! — назидательно заметил он. — В таких случаях надо стрелять наповал! — с глубокой убежденностью сказал капитан. — Я сам юрист и знаю это точно. Мертвый оправдываться не станет, зато ты можешь на суде валить на него все что вздумается. Лишь бы концы сходились. Ты Маркса читал? — задал неожиданный вопрос капитан.
— В объеме институтского курса, — ответил удивленный Сырцов. — А что?
— Вполне достаточно, — заметил Зимников. — Он где-то написал: «Жизнь — это борьба». Недурной афоризм! По-моему, это единственная умная мысль из всего, что он сочинил, — сделал вывод капитан. — Все остальное — мура! — решительным жестом отсек опер ненужную идеологическую шелуху. — Закуривай, — предложил он, доставая сигарету, — и двинем дальше.
«Значит, он за эти два месяца проверил все, что я ему сообщил при нашем первом разговоре, — размышлял Сергей Григорьевич, неторопливо раскуривая тугую сигарету. — Потому так долго и не вызывал меня на вторую беседу».
— Я вот заметил, — нарушил молчание капитан, — что тебе за все время никто не прислал посылки или письма. Что, на воле никого из близких нет?
— А кто же мне пришлет? — удивился Сырцов. — Жениться я еще не успел: самому жить не на что было. Отец ушел из семьи, когда я еще в коротких штанишках ходил, а мать умерла вскоре после того, как я институт закончил. Так что… ждать помощи мне неоткуда, — пустил густую струю табачного дыма Сырцов. — Ничего, прожил как-то, — с горечью продолжил он. — Тут уже немного осталось — дотяну. Квартира вот только меня беспокоит… В двадцать восемь лет бомжем остаться, как-то… не очень… — помрачнел Сырцов.
— Какая квартира?
— Я после смерти матери двухкомнатную квартиру в Москве занимал, — пояснил Сергей Григорьевич. — А теперь, после заключения, не знаю: останется она за мной или нет? — вопросительно посмотрел он на капитана. — Там, наверное, уже и вещей никаких не осталось.
— Останется, — не раздумывая ответил Зимников. — А если кто-нибудь за это время ее занял — поможем вернуть, — пообещал он. — У меня в столице есть друзья, которые мигом это дело провернут. Только при одном условии… — не окончив фразу, замолк капитан.
— При каком? — как можно равнодушнее спросил Сырцов, чувствуя, что его собеседник приготовился выложить карты на стол и сыграть с ним в открытую, объяснив наконец, зачем он понадобился ему.
— Давай все-таки выпьем чаю, — предложил капитан, не ответив на вопрос своего гостя. — Тогда, может, и разговор получится доверительнее. Ты не бывал в Средней Азии?
— Не приходилось, — ответил Сергей Григорьевич, с сожалением отметив, что беседа неожиданно свернула в новое русло.
— А мне пришлось там пожить, — вкрутил капитан остаток сигареты в донышко пепельницы. — У них, если встречаются двое хороших знакомых, садятся вначале в ближайшей чайхане, выпивают пару чайников чая, а уж потом делятся между собой всеми новостями. Мудрый обычай! — Зимников встал со своего места. — Если душа размягчена и нервы успокоены, легче разговаривать. А славяне сначала водкой себя оглушат, а потом доказывают друг другу, кто из них умнее, — насмешливо закончил он, проходя к печке.
На этот раз Сырцов отбросил ненужную скромность и пил чай, откусывая от кубиков рафинада щедрые порции. Кружку чая капитан, видимо, следуя мусульманскому обычаю, осилил в полном молчании. Затем, закурив очередную сигарету, задал своему собеседнику вопрос:
— Не надумал за эти два месяца, чем займешься на воле?
— Нет, — признался Сергей Григорьевич, отставляя свою кружку в сторону. — По-моему, об этом лучше пока не думать. А то настроишь себя на что-нибудь, выйдешь на волю, а получится все иначе.
— Вообще-то мысль верная, — поддержал собеседника капитан, — но хоть какие-то наметки уже надо иметь. Тебе сколько осталось до звонка?