Я внимательно слушал.
- Все равно надо все предполагать, если хотим раскрыть, - подхватил Бураков. - И что ты заладил, Алиев, "не было у него никого"! Человек же он, в конце концов! В кино сходить, пива выпить...
Мой помощник Бала Ибрагимов - полный, неуклюжий молодой человек в очках с супермодной оправой - покрутил головой:
- Может, стоит дать обращение в газету... - Огромные, как витражи, очки предоставили каждому возможность отразиться в затемненных стеклах. Кто-то мог видеть Пухова или его убийцу...
- И все испортим! - вмешался начальник ОБХСС - пузатый, с лысой головой, круглой, как бильярдный шар. - Убийца поймет, что ничего у нас против него нет!
- А что он, дурак? Не понимает этого? - набросился на него Орезов. Так, что ли?
- Сейчас нужно любой ценой отловить Мазута... - На пороге появился начальник милиции Агаев, белотелый, сильный, с традиционными усиками и непроходящими бисеринками пота на лице.
Подчиненные его, как один, поднялись.
- ...Меньше по кабинетам надо сидеть, - сказал Агаев. - Больше бегать. Поймаем Мазута - вытрясем многое. Это ведь тебе не ворованная осетрина убили рыбинспектора...
Через минуту мы остались вдвоем.
- Мазут этот, Касумов, заговорит обязательно, его надо только найти. Где-то он здесь должен обретаться... - Агаев -взглянул на меня с высоты своего почти двухметрового роста.
- У него и паспорта нет, он судимый. Его надо тут поймать. Поймаем выйдем на убийц.
В отличие от своих подчиненных, Агаев не собирался переступать рамки официальных отношений. Дело было не во мне. Такие, как он, постоянно находятся в состоянии острого соперничества со всеми. Самое забавное - что мы с Эдиком Агаевым учились в одной и той же четырнадцатой спецшколе, в параллельных классах, и встречались почти ежедневно. Но, как это часто бывает, граница классов была и границей дружбы - мы не общались и, как мне помнится, за все время ни разу не разговаривали.
Был он из ребят, которые ходили большими компаниями - десять двенадцать молчаливых амбалов, при виде которых школьникам помельче, очкарикам сразу становилось не по себе. Я подозревал, что они отбирают у младших жвачку, мелочь; за небольшую мзду в виде пачки сигарет могут выступать и как наемная боевая единица, помогающая сводить личные счеты. Сейчас Об этом было странно думать.
- Где он может быть? - спросил я.
- Бог его знает. У любого из этих... - Он бросил мне на стол тетрадку - "Список браконьеров, доставлявшихся в Восточнокаспийскую рыбную инспекцию".
Я полистал длиннющий реестр.
- "Алимурадов, Бердыев, Бобров, Гельдыев..." - фамилии шли не по хронологии допущенных ими нарушений, а по алфавиту.
От графы "Касумов-Мазут" шла вниз долгая "лестница" браконьерских подвигов.
- А почему "Мазут"? - спросил я.
- Браконьерский жаргон. "Мазут" - значит "икра"... Мы уже выписали повестки им всем... Я с утра этим занимаюсь. - Он взял тетрадку. - А на метеостанции мы оставили сотрудника. На всякий случай.
- Удалось установить, с кем Пухов был вечером?
- Да. Они из этого дома. Джалиловы. Бала допросил. Их все знают. Муж, жена, два брата мужа, сноха и бабушка. Они вечером, после работы, переносили вещи на новую квартиру. Пухов им помогал... - Агаев взглянул на часы. - Надо идти, там у меня люди...
Высоченный, ражий - он напоминал снятую с петель большую дверь, уже гораздо большую, чем та, что вела в мой кабинет, поэтому, выходя, Эдик Агаев слегка пригнул голову, чтобы не задеть притолоку.
Я вышел вслед за ним. В приемной, напоминавшей объемом небольшой платяной шкаф, уже толпился мой огромный штат в лице все того же помощника - страдающего полнотой и одышкой юного Балы Ибрагимова и моей сильно беременной секретарши - гладкой, огромной, как дельфин, Гезели.
- Пухов долго еще находился у Джалиловых? - спросил я у Балы.