— Это имеет значение?
— В общем-то нет.
— Я… англичанин.
— Вот уж ни минуты не сомневалась!
Я хотел спросить, что она имеет в виду, но автомобиль резко затормозил.
— Вот здесь я живу. Если вам нужно в центр, идите прямо.
— Спасибо.
— Но… вы поранили руку… Хотите, зайдем к нам, я сделаю вам перевязку?
Мы остановились перед тяжелыми двойными воротами. Дом светился огнями.
— Нет, ничего. Пойду, пожалуй.
В свете фар белела ведущая к дому дорожка. Я открыл дверцу.
— Спасибо, что подвезли.
Вместо ответа девушка порылась в сумочке, и не успел я выбраться из машины, как она сунула мне в ладонь пару монет. Я резко отдернул руку; одна монета покатилась по полу. Мы одновременно собрались что-то сказать, но в это мгновение из темноты вынырнул какой-то человек.
— Это ты, Сара? Где ты пропадала? Кто с тобой?
Он был примерно одного со мной роста, сухопарый, с металлическим блеском седых волос.
— Засиделась у Валери, папочка. А на обратном пути проколола шину. Этот человек помог мне заменить колесо, а я его подбросила.
— Все в порядке, — подтвердил я. — Это не стоило мне никаких хлопот. И потом, меня подвезли.
Отец девушки оглядел меня сверху донизу, очевидно, не пропустив ни двухдневной щетины, ни ботинок не по размеру.
— Вот как… Понимаю, — чопорно произнес он. — Весьма признателен. Доброй ночи.
Девушка простилась со мной несколько более сердечно, и они ушли. По дороге она начала рассказывать ему о Валери: должно быть, чувствовала потребность выговориться и таким образом снять напряжение от путешествия в моем обществе.
Я несколько секунд смотрел им вслед. Скорее всего, они в ту же минуту забыли обо мне — безымянном бродяге, который сделал свое дело и может уходить, человеке из другого мира, простирающегося за пределами того, где шла их приятная, обустроенная жизнь. И, хотя я привык к таким вещам, это меня задело. Я пошел прочь. За спиной послышался шум двигателя — автомобиль загоняли в гараж. И только через несколько минут я обнаружил у себя в руке монету в полкроны.
Ночлежка была еще открыта, и для меня нашлась свободная койка. На другое утро я отправился к человеку, чей адрес мне дали. Как выяснилось, он уехал на каникулы, так что я оказался там же, где и раньше. Стояла пора сенокоса, однако погода была для этого явно неподходящей; наверное, и я тоже. Возможно, людей настораживали не столько мои лохмотья, сколько жесткость взгляда. Все во мне противилось тому, чтобы пытаться их разжалобить. Поэтому в то утро мне только и досталось, что девятипенсовик да брошюра под названием ”Слово Твое — мой Светоч”.