— Ясно, — ответил Джоффри. Разумеется, он знал об охоте, потому что видел ее каждый год с самого рождения. — Нужно беречь кур, и мир жесток и беспощаден, но превращать это в игру неправильно. Это ужасно! Это просто казнь. Разве мы должны убивать все вокруг? Убивать мать, кормящую детей? Мы только потребляем, ничего не дав взамен. — Он поднялся на ноги и отправился к лошадям. — Я не желаю охотиться, Мак-Тавиш. Клянусь, мне не нравится ненависть. Я даже не испытываю ее к отцу, но охота — я бы хотел поместить ее в самое темное место.
— Думаю, малыш Джоффри, тебе стоит быть осторожнее, — Мак-Тавиш был обеспокоен: — Ты же знаешь своего отца. Он вроде гвоздя в сиденье стула.
— Отец не гвоздь, он — бревно! — горько откликнулся Джоффри.
— Ладно, но коли ты решишь поговорить с ним об этом… или со своей матерью… может он поймет, что ты не готов к охоте?
— Бессмысленно. Если он что-то решил, его уже не переубедишь. Иногда я замечаю, что мать плакала. Она не любит, когда ее видят плачущей, но я знаю — она плакала.
В этот миг он взглянул в небо, где кружил ястреб, и ему пришло в голову: «Вот, где свобода. Я хочу освободиться».
— Я хочу летать, Мак-Тавиш, — сказал Джоффри, и добавил: — Как птицы, как Лангас.
И почти тотчас же он заметил помело, на котором следом за ястребом мимо пролетала ведьма. Он указал на нее и сказал:
— Я хочу такое же. Хочу стать ведьмой.
Старик возразил:
— Это не для нас, мальчик. Все знают, что мужчина не может стать ведьмой.
— Почему?
Старик пожал плечами и ответил:
— Никто не знает.
— Я хочу это узнать, — сказал Джоффри.
В день своей первой охоты Джоффри решительно отправился с остальными. «Сегодня я должен постоять за себя», — решил он.
Вскоре местное дворянство скакало галопом по сельской местности, некоторые довольно рискованно перескакивали через ямы, изгороди и ворота, порой оказываясь с другой стороны без лошади. Джоффри осторожно держался в хвосте, выждав подходящий момент, чтобы незаметно улизнуть. В лесу он двинулся в противоположном охоте направлении. Заслышав как лай гончих сменился радостным визгом, он с ёкнувшим сердцем понял, что дичь поднята.
Потом пришло время вернуться домой. Там каждый был в том счастливом расположении духа, когда «завтра» что-то значит, и каждому вручают кружку горячего напитка мало чем отличающегося от «Особой мази» для овец бабули Тиффани. Награда для вернувшихся героев! Переживших охоту. Ура! Все жадно отхлебывают, обливаясь, и питье течет по дряблым подбородкам.
Но лорд Вертун заметил, что лошадь Доффри единственная из всех не вспотела и ее копыта остались чистыми. Гнев его был ужасен!
Братья держали Джоффри, а мать могла только смотреть с беспомощной жалостью. Когда лорд Вертун обрызгал лицо сына лисьей кровью, она отвернулась.
В гневе Его милость можно было даже назвать одухотворенным.
— Где ты шлялся?!! Тебе следовало присутствовать при убийстве! — рокотал он. — И ты сделаешь это собственными руками, юноша, мне на радость! В молодости это был мой долг, и так же поступал мой отец. И тебе придется. Такова традиция. Ясно? В твоем возрасте каждый мужчина должен познать вкус крови. Кем ты себя возомнил, чтобы перечить? Я в тебе разочарован!