Благоухание ладана и лаванды коснулось ноздрей учителя, и в следующее мгновение алые губы Нины, такие же прекрасные, как и до смерти, впились в его бледные губы. Дальнейшее Семен помнил отрывочно. Он вдруг, очнувшись, обнаружил себя в постели рядом с покойницей, которая жарко обнимала его и шептала на ухо слова любви, а он, разрываемый попеременно восторгом и страхом, видел перед собой то ее обрамленное каштановыми кудрями лицо, то багровый шрам на шее, который уже не скрывала повязка, и который до сих пор продолжал слабо кровоточить. Так продолжалось, с перерывами, до тех пор, пока где-то рядом трижды не прокричал петух. Нина тотчас же вскочила с постели, и, бросившись к окну, нырнула в предрассветные серые сумерки. Раздался удар тела о землю, потом торопливые шаги, которые вскоре утихли. Вставши через некоторое время на ноги, Семен увидел тонкую струйку крови, которая тянулась, прерываясь, до самого окна, и исчезала на подоконнике. Учитель географии смотрел на это вещественное доказательство своей теории существования жизни после смерти, и не знал, что думать. В школу в этот день он уже не пошел.
На следующую ночь Нина пришла опять. Семен не стал на этот раз закрывать окно, и с замирающим сердцем смотрел, как незрячая мертвая девушка ловко перепрыгнула через подоконник, и, босыми шагами приблизившись к нему, обняла пухлыми белыми руками за шею. И опять в нос ему ударил резкий запах лаванды и ладана. Семен снова не помнил себя от любви, целуя пухлые, со сладким странным привкусом, губы Нины, то пробуждаясь от забытья, и видя рядом с собой на кровати покойницу, то вновь впадая в некое бессознательное состояние. И опять, как вчера, все это закончилось с криком соседского петуха, после чего Нина, оставляя за собой красные капли крови, бросилась к окну, и нырнула в него, словно в глубокий омут. И опять за окном раздались звуки ее белых ног, которые быстро исчезли. Через некоторое время Семен встал с постели, и подошел к зеркалу. Из него глядел на учителя географии седой изможденный старик, в котором лишь с трудом угадывались черты недавнего молодого мужчины, любившего на уроках порассуждать о запредельных вещах. Семен понял, что еще одну ночь любви он не переживет, и что надо немедленно куда-то бежать, однако сил на это у него уже не было.
На третью ночь Нина пришла снова. На этот раз она выглядела строже, и была какой-то потусторонней, словно бы присутствовала одновременно и в этом, и в каком-то ином мире. Дыхание смерти уже коснулось ее, и отвратительные пятна тлена покрывали то тут, то там, мертвое тело. Она вновь обнимала руками его шею, и вновь целовала его бескровные губы, но в этих поцелуях уже не было страсти двух первых ночей. В них было что-то иное, страшное, и неземное, она словно бы звала Семена куда-то далеко, откуда возврата уже не было. Бедный учитель видел вокруг себя какие-то тени, одетые в белые саваны, слышал вздохи и стоны, его настойчиво тянули за руку, и он покорно шел следом, понимая, что назад из этого похода уже не вернется. Наконец в глаза ему ударил яркий свет, и он увидел себя на зеленом лугу рядом с Ниной, молодой, веселой, смеющейся, на голове которой был надет венок, сплетенный из алых маков. Она бежала Семену навстречу, и ветер развивал в разные стороны ее чудесные каштановые волосы и легкое летнее платье. Потом свет внезапно погас, и больше уже ничего не долетало ни до его слуха, ни до его зрения.
Отсутствие Семена в течение нескольких дней на работе вызвало озабоченность дирекции школы. Вначале решили, что он просто-напросто заболел, но посланные не нашли в доме его ничего, кроме измятой кровати, да капель засохшей крови, которые довели людей до самого кладбища.