— Библию.
— Да. Или там что-нибудь менее разрушительное. К примеру, какие-нибудь шедевры искусства. Зачем им это? Может, это погребальный костёр. Или могила фараона, полная сокровищ. Смотрите: мы были здесь, и вот какими великими мы стали!
— Так что же ты хочешь от меня?
Он заглянул мне в лицо. Мне казалось, брат в фирменном неуклюжем стиле явно пытается добиться, чтобы я выполнил то, что он хочет.
— Ну, а ты как думаешь? По сравнению с расшифровкой сигнала любой из языков древности — сущие пустяки, к тому же у нас нет никакого розеттского камня.
Послушай, Джек — наши компьютеры по обработке информации в Институте теоретически очень умные, но их мощность ограничена. Когда процессоров и памяти не хватает, они становятся немногим лучше вот этого наладонника, — ответил он, махнув карманным компьютером. — А твои программы обработки на порядок мощнее.
Программы, которые я разработал и поддерживал, обрабатывали бесчисленное множество данных по каждому человеку в стране, начиная от ежеминутных перемещений на личном или общественном транспорте, до конкретного названия просмотренных порнофильмов и способа спрятать его от партнёра. Мы отслеживали шаблоны поведения и отклонения от этих шаблонов. «Террорист» — понятие широкое, но оно хорошо подходит для описания того современного явления, которое мы искали. Террористы были иголкой в стоге сена, в котором остальные были миллионами отдельных соломинок.
Постоянный поток данных требовал гигантских объёмов памяти и числа процессоров. Несколько раз мне доводилось видеть компьютеры в бункерах Хоум-Офиса: гигантская сверхпроводящая нейросеть в помещениях настолько холодных, что перехватывает дыхание. Ни у промышленности, ни у научных учреждений ничего подобного и близко нет.
Потому-то сегодня, понял я, Уилсон ко мне и обратился.
— Хочешь, чтобы я прогнал твой внеземной сигнал через мои компьютеры, так? — спросил я. Брат моментально поймал меня на крючок, но я не собирался это признать. Пусть я и отказался от научной карьеры, но, думается, любопытство горело во мне ничуть не меньше, чем в Уилсоне. — И как ты предлагаешь мне получить разрешение?
Он отмахнулся от этого вопроса как от несущественного.
— Что мы ищем, так это шаблоны, запрятанные глубоко в данных, до самого дна — любой распознаваемый элемент, который позволит раскодировать всё… Думаю, ту программу, которая выискивает шаблоны моего использования транспортных карт, в любом случае можно адаптировать для поиска корреляций в сигнале «орлят».
Вызов беспрецедентный!
— Вообще-то, это не так уж плохо. По-видимому, пройдут годы и поколения, прежде чем мы расшифруем сигнал — если вообще расшифруем. Как поколениям эпохи Возрождения потребовалось определённое время, чтобы оценить наследие античности. Фактор времени послужит профилактикой культурного шока.
— Ну так что, Джек, нарушишь за меня правила? Ну давай, решайся. Помнишь, как говорил отец? Загадки вроде этой — вот что мы решаем. Мы оба попробовали на вкус яблоки Тьюринга…
Не сказать, чтобы в нём совсем уж отсутствовала хитрость: он знал, чем меня привлечь. Однако, насчёт культурного шока он оказался неправ.
Двое вооружённых полицейских сопровождали меня в коридорах Института. В огромной стеклянной коробке не было никого, кроме меня, полицейских и служебной собаки. Снаружи было солнечное утро холодного весеннего дня, на синем небе ни облачка — все они разбежались от внезапного сумасшествия Уилсона.
Уилсон сидел в проектном офисе Кларка, за монитором на котором пробегали данные. Он обложил себя вокруг талии пластинами семтекса, а в руке зажал взрыватель.
Мой брат, в конечном итоге опустившийся до террориста-смертника. Полицейские остались далеко снаружи.
— Мы в безопасности, — сказал Уилсон, оглядевшись. — Они нас видят, но не могут слышать. Насчёт этого я спокоен. Мои файерволлы…
Когда я шагнул к нему, он поднял руки.
— Ближе не подходи! Я взорву её, клянусь.