Однажды к вечеру набежали облака, но ничто не предвещало дождя. Маленький капризный хозяин Райчорона ни за что не хотел сидеть дома и сам забрался в коляску. Райчорон привез мальчика к рисовым полям и остановился на берегу реки. На воде не видно было ни одной лодки, в поле — ни одного человека. Над противоположным берегом в разрывах облаков пылала заря — садилось солнце. Вдруг ребенок, указывая на что-то пальцем, сказал:
— Чонно, дай!
Неподалеку росло большое дерево кадамба, почти у самой его верхушки распустилось несколько цветков. Они-то и привлекли к себе жадный взор ребенка. Несколько дней тому назад Райчорон сделал ему из прутиков, на которые были нанизаны такие же цветы, маленькую повозку. Так весело было тянуть ее за веревочку! В тот день Райчорону не пришлось ходить в упряжке, — он был повышен в должности и из лошади произведен в конюхи.
Райчорону не хотелось идти по грязи за цветами, и он решил отвлечь малыша.
— Смотри, смотри, вон видишь, птичка! Вон она летит! Ах, уже улетела! Лети сюда, птичка, лети, лети! — без умолку говорил он, быстро толкая коляску вперед.
Однако будущего судью не так-то легко было сбить с толку, особенно когда вокруг не было больше ничего интересного. История с воображаемой птичкой ему быстро надоела, и он снова вспомнил о цветах.
— Ну, хорошо, ты сиди в коляске, а я сбегаю нарву тебе цветов. Только смотри не подходи к воде!
С этими словами Райчорон подвернул штаны и направился к дереву.
Но как только малышу запретили подходить к реке, внимание его мгновенно переключилось с цветов на воду. Река неслась мимо, плескаясь и шумя, словно гурьба непослушных детей, которые вырвались из рук какого-то огромного Райчорона и теперь со смехом бежали к запретному месту. Их дурной пример лишь подстегнул маленького человечка. Он осторожно вылез из коляски и пошел к реке, по дороге подобрал длинную соломинку и, добравшись наконец до воды, стал изображать рыболова.
А могучие волны будто говорили с ним на каком-то непонятном языке и, казалось, приглашали мальчика в свои дом поиграть.
Раздался всплеск.
Но мало ли в сезон дождей на Падме слышится всплесков!
Нарвав цветов, Райчорон сунул их за пазуху, слез с дерева и, посмеиваясь, подошел к коляске. Она была пуста! Он посмотрел вокруг — ни души.
Райчорон похолодел. В глазах у него потемнело. Из груди вырвался отчаянный крик:
— Мой господин! Мой дорогой маленький господин!
Никто не откликнулся, не раздался шаловливый детский смех, только Падма, как и раньше, неслась мимо, плескаясь и шумя, будто это ее не касалось, будто у нее не было ни минуты времени, чтобы обращать внимание на такие обыкновенные в природе происшествия.
Наступил вечер. Встревоженная хозяйка послала людей на поиски. Они пришли на берег с фонарями и тут увидели Райчорона. Как ночная буря, метался он по полю и хрипло кричал:
— Бабу! Мой господин!
Когда Райчорона привели домой, он упал к ногам своей госпожи и на все вопросы, плача, отвечал:
— Не знаю, мать.
В душе все понимали, что, кроме Падмы, винить некого, и все же людей не покидало сомнение: может, это дело цыган, которые расположились табором на краю деревни, а хозяйка даже подозревала Райчорона — уж не он ли украл ее сына? Она позвала его к себе и стала умолять:
— Бери что хочешь, только верни мне моего мальчика!