Когда это началось?
У материнской груди?
В утробе?
Ей необходимо было знать всё без остатка, необходимо было объять весь ужас, как ей всегда были необходимы его объятия, какими бы они ни были холодными, какими бы отстранёнными. Ей всегда были необходимы объятия сына.
- У тебя есть свет там, внизу? - пробормотала она.
Он кивнул.
Голос её не слушался, но она смогла выдавить из себя:
- Включи.
Он первым спустился по лестнице и включил фонарь. Комната внезапно озарилась светом. Она оглядела стены его домика.
Черепаха.
Он принёс её сюда от деда или это уже другая?
А сколько ещё таких?
А как было до того как он нашёл этот домик?
А как?...
Черепаха была прибита к стенке за ноги, её сморщенная голова закатилась внутрь сереющего панциря.
Лягушки были насажены на один длинный гвоздь, вбитый примерно в центр их тел, шесть штук. Одни животом вверх, другие нет.
Она разглядела пару высохших садовых ужей, трёх раков, саламандру.
Как и черепахи, кошки были прибиты за лапы. Он выпотрошил обеих и обмотал собственными кишками, а сами кишки прибил к стене так, что тельца напоминали мишени в центре неровно очерченного круга. Она заметила, что он задушил обеих какой - то верёвкой или бечёвкой, да так, что у более крупной едва не отвалилась голова. Её чёрно - белая шерсть была покрыта запёкшейся кровью. Вторая была ещё совсем малышка, девочка.
Она чувствовала, что он наблюдает за ней. Ещё она чувствовала, что в её глазах стоят слёзы и знала то, чего он не знал.
Больно ей было за себя, не за него, не в этот раз.
Она смахнула слёзы.
Она слышала о таких людях как он, читала о них, видела их в вечерних новостях. Казалось, сегодня они были повсюду.