Нарасстояниимилиотдерева,гдеканьон,сужаясь,постепенно
поворачивал к югу, из отверстия в снегу поднимался слабый кудрявыйдымок.
Когдамолодойчеловекподошелпоближе,онувиделсвежиеследы;у
невысокогохолмика,откудатянулсядым,снегбылутоптан.Тутон
остановился, а если точнее сказать, прилег у входавснеговуюпещеруи
что-то крикнул слабым голосом. Ответ прозвучалещеслабее.Вотверстии
показалась голова; из пещеры вылез человек, закутанный в лохмотья; заним
второй, третий, четвертый; скоро восемьчеловеческихсуществ,мужчини
женщин, окружили лежавшего на снегу вестника. Они сидели, при-пав к земле,
как звери; на зверей они походили и полным отсутствием чувства приличияи
стыда.
Они были так худы, так измучены, на их прозрачныхотистощениялицах
царила такая безнадежность, человеческое в них - вернее, то, чтоосталось
человеческого, - пробуждало столь сильнуюжалость,что,глядянаних,
трудно было не заплакать. Скотское же в них, пробужденное выпавшими наих
долю лишениями, тупость, зверство, отсутствие мысли в лице выглядело столь
нелепо,чтопоневолерождалсясмех.Этобылидеревенскиежители,
принадлежавшие в большинстве ктомусоциальномуслою,которыйчерпает
самоуважение не в нравственной силе и невсилеинтеллекта,алишьв
общественном положении и во владении собственностью. Как толькострадание
уравняло их, они отбросили стыд и совесть: задушойунихнеосталось
ничего, что могло бы заменитьутраченныематериальныеблага.Онибыли
детьми, но без детского честолюбия и духа соревнования; они были мужчинами
и женщинами, но лишенными спокойной важности зрелоговозраста.Все,что
возвышало их над животным состоянием, былопотеряновснегах.Утрачены
были даже видимые различияполаивозраста:шестидесятилетняястаруха
ссорилась,драласьисквернословиласухваткамизаправскогобуяна;
страдавшийцингойюношахныкал,стоналипадалвобморокподобно
истерической девице. Так глубоко они пали, что вестник,вызвавшийихиз
снежной пещеры, сколь ни был сам он дик с виду и подавлен душевно, казался
теперь существом из другого мира.
Все эти люди были не в себе, сознание их помутилось, нооднаженщина,
каквидно,вовселишиласьрассудка.Онадержаланебольшоеодеяло,
сложенное так, словно в нем был укутан младенец (ребенокумерунеена
руках несколько дней тому назад), и баюкала сверток с трогательной верой в
свою странную выдумку. Еще прискорбнее было то, что ее бред не пробуждал в
окружающих ни малейшего отклика, ни раздражения, ни сочувствия; они просто
его не замечали. Когда через несколько минут женщина попросила нешуметь,
чтобы не разбудить ребенка, они устремили на нее равнодушные взоры. Только
рыжеволосый мужчина, жевавший клокбизоньейшкуры,злобноощерилсяна
несчастную, но тут же позабыл о ней и снова погрузился в жвачку.