— Ну тогда ты слушай! — и, плавно взмахивая в такт грязной лапой в засаленном рукаве кофтенки, мышиным голосенком запищала довольно похоже, по-детски фальшивя, мотив танго:
— Это я ему слова придумала… Только я дальше позабыла как…
Потом Мария стала невольно примечать этого солдата среди других, когда они, гремя по ступенькам сапогами, выходили куда-то по своим делам в город.
На себе она ловила тоже его короткий, мельком брошенный взгляд. Кольнул и метнулся в сторону.
Весна была в разгаре, станция и городок оживились. По ночам ревели моторы грузовых машин, танков. У станции два раза слышны были серии каких-то взрывов.
Тревога глухо нарастала, точно воздух менялся, но жизнь шла прежняя.
— Хочешь, тебе покажу? — спросила Манька. — Вот смотри.
Подала глянцевитую фотографию.
В каком-то садике мужчина в пиджаке и женщина с кружевным воротничком стоят, посторонившись, чтобы не загораживать вида на входную дверь домика. Рядом стоят пучеглазый мальчик и голенастая девочка, опустив длинные руки по швам.
Вглядеться — это фотография дома, а люди, не очень уже молодые и усталые люди, на память снимались, чтоб запечатлеть вот этот день или дни вершины долгого дела своей жизни: дом, красивую дверь с накладными под старину петлями, железным над ней фонариком с окошечком, с шершавой штукатуркой, дорожкой, полоской тюльпанов и вот этого пучеглазого мальчика и голенастую смирную девочку с ее прилежным прямым пробором.
— Зачем он тебе дал? Зачем ты взяла? Манька пальцем показала на карточке:
— Это Лю-дик. Вон стоит. Видишь? А это его дети. Вот мальчик, вот девочка. Видишь? Он тебе дал посмотреть. Ты посмотри, потом надо ему отдать обратно, ты не забудь, слышишь?
Мария молча долго разглядывала. Может быть, этот, в пиджаке, и есть тот рыжий солдат, а может, нет… А вот мальчик, лупоглазый, похож, кажется… да, похож на этого рыжего…
— Зачем она мне? Отдай ты ему поскорей!
Чего он добивается? К чему подъезжает? И так все нарастает страх ожидания надвигающейся последней беды. А тут еще этот, проклятый, привязался. Опять ждать, ждать, жить под прицелом…
Но ждать пришлось недолго.
Исчез, пропал мальчишка Янка. Мария встретила его бабку, та прошла мимо деловито, озабоченно, едва кивнув. Нет, ничего там не случилось у них страшного. Исчез, и все.
Все как будто оставалось на своих местах, но все уже сдвинулось, пошло, неслось куда-то…
По вечерам солдаты, как всегда, пили в трактире и орали песни, но как-то не так: громче, торопливей, разухабистей.
Гудели тяжело груженные грузовики, уходившие колоннами, — их стало гораздо больше.
Гнали в спешке толпы людей — иногда одних мужчин, а то женщин, детей и стариков.
Между собой жители городка почти не разговаривали, но все каждый день узнавали, что фронт покатился, ушел на запад, а они здесь остались пока в стороне.