Он говорил в полном соответствии со своей натурой и правдой жизни, и это было до того грубо и тошнотворно, что у меня не хватило духу и дальше грязнить мою пьесу его репликами. И против моей воли он заговорил умно и находчиво. На этом все и кончилось. Как прежде с Ричардом Третьим. Я превратил его в остроумного весельчака. Более того: я наделил его моим собственным Божественным презрением к человеческим глупостям и безумству и к самому себе, тогда как ему полагалось томиться дьявольской завистью к Божественному началу в человеке. Это со мной постоянно случалось. Некоторым пьесам подобные изменения шли только на пользу, но "Отелло" они погубили. По-настоящему чувствительным зрителям нет никакого удовольствия смотреть на то, как женщину душат из-за нелепой ошибки. Конечно, есть люди, которые побегут куда угодно, лишь бы увидеть, как будут душить женщину, - все равно, по ошибке или не по ошибке. Но подобные подонки рода человеческого меня не интересуют, хотя их деньги ни чем не хуже любых других.
Бюст, чья словоохотливость начинала приводить занятого костюмера в настоящий ужас, намеревался еще что-то добавить, но тут дверь распахнулась и в комнату ворвалась леди Макбет. Она приходилась Яго супругой, а потому костюмер не счел нужным напоминать ей, что это - мужская примерочная. К тому же она была весьма знатной дамой и внушала ему такой трепет, что он даже не решился закрыть за ней дверь, опасаясь, как бы в таком действии не было усмотрено порицание ее поступка.
- Я убеждена, что это платье никуда не годится! - объявила дама. - Они твердят, что я просто картинка, но я совсем не ощущаю себя леди Макбет.
- И слава Богу, сударыня! - сказал костюмер. - Мы можем изменить вашу внешность, но не ваш характер.
- Вздор! - отрезала дама. - Мой характер меняется с каждым новым платьем, которое я надеваю. Боже, это еще что?! - воскликнула она, когда бюст одобрительно усмехнулся.
- Бюст! - ответил Яго. - Он говорит, как заведенный. Я начинаю верить, что это сам старик.
- Чепуха! - объявила дама. - Бюсты не могут разговаривать.
- Нет, могут, - сказал Шекспир. - Я же разговариваю, а я бюст.
- А я вам говорю, что нет, - возразила дама. - Это противоречит здравому смыслу.
- Ну, так заставьте меня замолчать, - сказал Шекспир. - В дни королевы Бесс это никому не удавалось.
- Ни за что не поверю! - не отступала дама. - Это какие-то средневековые выдумки, и только. Но скажите, разве в этом платье я похожа на женщину, способную совершить убийство?
- Пусть вас это не тревожит, - сказал Бард. - Вы ведь еще одна из моих неудач. Я хотел сделать из леди Мак что-то по-настоящему ужасное, но она обернулась моей женой, а та в жизни никого не убила, - во всяком случае, за один присест.
- Вашей женой? Анной Хетауэй?! Разве она была похожа на леди Макбет?
- Очень! - решительно ответил Шекспир. - Возможно, вы заметили, что леди Макбет обладает только одной характерной чертой: она убеждена, что ее муж всегда все делает плохо, а она - хорошо. Если бы я когда-нибудь кого-нибудь убил, Анна выбранила бы меня за то, что я только все напортил, и сама отправилась бы наверх поправить дело. Когда у нас бывали гости, она всегда извинялась перед ними за мое поведение. А если отбросить это свойство, попробуйте-ка найти в леди Макбет хоть крупицу смысла. Я был не в состоянии сделать подобное убийство убедительным. И пошел напролом: не краснея, дал понять, что убила она, а затем наделил ее двумя-тремя черточками, взятыми с натуры - у Анны, - чтобы придать ей жизненность.
- Я разочарована, расстроена, рассержена, - сказала дама. - Вы, по крайней мере, могли бы высказать все это после бала, а не накануне!
- Вам следовало бы поставить это мне в заслугу, - заметил бюст. - Я, в сущности, был очень мягким человеком. Как ужасно - родиться вдесятеро умнее всех остальных, любить людей и в то же время презирать их тщеславные помыслы и заблуждения.