— Но разве это возможно?
«В любом законе есть лазейка. Я задумался об этом, как только узнал о твоей болезни, Эля. Рядом с вашим находится мир, минимально отстающий во времени. Это невозможно объяснить с точки зрения логики, но смещение уничтожит промежуток между двумя событиями. При переходе ты перенесешься назад и окажешься в другом теле в тот же момент, когда умрешь».
— Я даже не стану пытаться понять, — голова раскалывалась все сильнее. — Всегда казалось диким, как, по теории относительности, космонавт может отправиться в полет, а вернуться раньше, чем вылетел. Но там что-то связано со скоростью света… Черт, это бред какой-то!
«Нет. Это реальность. Хочешь проверить, правда ли? Завтра утром ты выйдешь из дома, сядешь в метро и на перегоне между «Черной речкой» и «Петроградской» умрешь. Впрочем, если останешься дома, все равно умрешь. Могу только сказать, что смерть будет легкой. Закружится голова, потеряешь сознание — и все. Даже сообразить не успеешь, что я был прав. И что ты отказалась от единственной возможности получить другую жизнь. В подарок на юбилей».
4.
— И… что мне делать? — голос дрогнул и сорвался. — До утра?
«Понятия не имею. Можешь спать — если удастся уснуть, конечно. Можешь… не знаю, встать и привести свои дела в порядок».
— Дела? За одну ночь? — горько усмехнулась я. — Почему ты не сказал мне раньше?
«Не хотел давать ложной надежды, Эля. Ты забыла, я могу предвидеть будущее на очень небольшом отрезке времени. Только прошлой ночью мне стало известно, когда и как ты умрешь. Пришлось искать подходящее тело в том мире, его ведь могло и не оказаться. Вероятность была очень и очень небольшой. Чтобы две смерти с разницей в долю секунды. Но нам с тобой повезло. В отличие от той девочки».
— Девочки?! — в ужасе переспросила я.
«Ей тринадцать лет. Спасти ее невозможно. Она умрет в любом случае, согласишься ты занять ее тело или нет. И учти, это очень жестокий мир. Жестокий и опасный. Но другого предложить не могу… До завтра, Эля. Я рядом, но сейчас тебе лучше побыть со своими мыслями. Принять то, что должно произойти».
Ощущение присутствия исчезло. Наверняка Кай по-прежнему был со мной, но я этого не чувствовала.
Кай… хранитель-паразит, подъедавший мои эмоции, знавший каждую мою тайную мысль, наблюдавший за мной в самые сокровенные моменты. Впрочем, сейчас это уже не имело никакого значения. Потому что завтра я умру. И окажусь в другом мире. Хотя… он ведь и там будет моим компаньоном. Интересно, удастся ли привыкнуть когда-нибудь к тому, что вся моя жизнь как на ладошке?
Я встала, накинула халат, перешла из спальни в гостиную. Остановилась у письменного стола.
Привести дела в порядок? Да какие там дела. Квартира и дача останутся двоюродной сестре, с которой мы почти не общаемся. Все, что не надо, она выбросит. Если только документы в одну папочку сложить. И компьютер отформатировать. На это много времени не потребуется.
Подумав, я удалила из телефона все фотографии, а потом сожгла в раковине снимки из альбома: свои, умерших несколько лет назад родителей и Олега. Почему-то невыносимой показалась мысль о том, что Светка выкинет их на помойку.
Вот, собственно, и все. Итог полувекового пребывания на этом свете…
Я прилегла на кровать и неожиданно для себя уснула. Как в яму провалилась. Интересно, приговоренным к смерти перед казнью тоже ничего не снится — если удается заснуть?
«Как ты, Эля?» — поинтересовался Кай, едва я открыла глаза по звонку будильника.
— Как будто не знаешь, — раздраженно буркнула я. — Сколько мне осталось жить? Полтора часа? Ты говорил, что я и в другом месте могу умереть, не обязательно в метро. Так вот в метро — не хочу. Вызову скорую, открою входную дверь входную и лягу на диван. Чтобы не гнить тут, пока на работе не хватятся и в полицию не заявят. Только вот время не сдвинется, если дома останусь?
«Не сдвинется. Делай, как сочтешь нужным».
Я приняла душ, оделась, причесалась. Смысла в этом не было никакого, вряд ли врачей со скорой интересовал внешний вид пациентов, тем более умерших. Но все равно не хотелось выглядеть какой-то замурзой. Со вкусом в последний раз выпила кофе со сливками — кто его знает, есть ли он в том мире, где мне предстояло жить.
Оставалось еще полчаса. Я сидела на диване, глядя на комнату через пелену усиливающейся дурноты, и крутила в руках телефон. Не хотелось звонить слишком рано. А вдруг начнут реанимировать и все испортят? Парадокс — вызывая скорую маме, я молилась: лишь бы успели. Но приехали слишком поздно.
— Ждите, — сказала девушка-диспетчер, когда я наконец дозвонилась и пожаловалась на сильные боли в животе — первое, что пришло в голову.
Оставив дверь квартиры приоткрытой, я вернулась в гостиную и легла на диван. Сердце срывалось в мелкую дрожь, воздуха не хватало, перед глазами расплывались черные круги.
— Ты здесь, Кай? — спросила я. — Твою мать, страшно-то как. Скажи, а что случилось… случится с этой девочкой? Как ее зовут, кстати?
«Дженна. Ее… по сути дела, казнят».
— Что?!
«В том мире смертельно опасно быть ведьмой, Эля. Учти это. Тех, кого подозревают в колдовстве, испытывают водой. Связывают руки и ноги, опускают в воду. Если утонула — значит, виновна. А если удалось откачать, подозрения снимаются. В вашем мире тоже так делали когда-то».
— У нас, кажется, было наоборот. Утонувших оправдывали и хоронили как честных христиан.
«Не все ли равно? Дженна — ведьма. Она родилась такой, а не стала по своему желанию. И она утонет. Твоя душа займет ее место. Тебя объявят невиновной, но ты все равно останешься ведьмой».
Последние слова Кая прозвучали будто сквозь слой ваты, их начал заглушать гул, становившийся все громче. Голова кружилась сильнее и сильнее, меня затягивало в какую-то безжалостную воронку. Тело налилось каменной тяжестью и погрузилось в холодную темноту…
И тут же яркий свет ударил по глазам. Я лежала лицом вниз, животом и грудью на чем-то твердом, и меня рвало водой. Спазмы скручивали тело, слезы капали на песок.
Наконец все закончилось, и я со стоном скатилась с того, что упиралось мне в живот, — с колена болезненно худого мужчины в темно-красной одежде. Мои руки и ноги были связаны, мокрое платье заставляло дрожать от холода. Грудь и горло жгло огнем.
Мужчина в красном поднялся, стряхнул песок с колен и произнес короткую отрывистую фразу. Собравшаяся на речном берегу толпа взревела. Похоже, одни радовались, другие, напротив, были разочарованы.
Ко мне подбежал еще один мужчина, уже немолодой, в богатом платье, расшитом золотом. Упав на землю, он обхватил меня за плечи, приподнял, прижал к себе и что-то быстро заговорил. Чуть отвернувшись, я встретилась взглядом со стоявшим поодаль мальчиком-подростком. Его лицо было белым, как снег.
Тихо сказав что-то, он закрыл глаза и скрестил два пальца на левой руке.
5.
«Кай, — мысленно позвала я, — ты здесь?»
«Здесь, Эля. Хотя лучше я будут называть тебя Дженной. Теперь это твое имя. До конца дней».
«Не уходи. Разговаривай со мной. Мне очень страшно. Я ничего не понимаю. Что происходит. О чем они говорят. Кто они».
Это была такая тихая внутренняя паника. И если б он не ответил, она вполне могла бы стать реальной и громкой.
«Не волнуйся. Я буду тебе обо всем рассказывать. И переводить их слова, пока ты сама не начнешь понимать и говорить. Я помогу тебе. А сейчас можешь притвориться, что от страха потеряла рассудок».
Тем временем к нам подошли двое крепких молодых парней в свободных серых туниках поверх узких штанов. Развязав руки и ноги, они подхватили меня осторожно и положили на носилки с длинными ручками, которые пристроили себе на плечи. С почти двухметровой высоты я увидела маслянисто-серую воду реки и странное сооружение на берегу. Оно напоминало колодезный журавль с воротом. На длинном конце толстой жерди висело что-то вроде стула со спинкой.