Если же в какой-нибудь из дней готовилось особенно сложное блюдо, миссис Линдсей всегда сама хлопотала на кухне, участвуя в его приготовлении, после чего старый Джонсон подавал его в столовую. Затем приходила мать, раскрасневшаяся и, как всегда, прелестная, усаживалась за стол и продолжала беседу как ни в чем не бывало. Отец при этом держался так, словно ничего необычного не происходит.
Кроме того, Ариллу обучили принимать гостей и занимать их беседой. Ей внушили, что хозяйка должна следить, чтобы никто не был обойден ее вниманием. И хотя их дом навещали только викарий, доктор или кое-кто из деревни, мать всегда настаивала, чтобы дочь вела себя так, как предписывает этикет. Она приветствовала обыкновенных людей с тем же почтением, что и жену лорда-наместника или влиятельных друзей отца, и если делала при этом ошибку, позднее мать всегда указывала на нее.
— Ты должна всегда смотреть людям в лицо, когда тебя представляют, — объясняла мама. — Нельзя опускать глаза в пол, даже если ты смущена, потому что это будет расценено как обыкновенная грубость. И учись правильно держать руку, которую пожимаешь.
Арилла знала, как нужно приседать в реверансе перед королевой, на случай, если молитвы матери будут услышаны и девушку представят ко двору. Но еще больше ей хотелось увидеть принца-регента, которого она считала куда более интересным.
— Возможно, теперь, — говорила она себе под стук колес, уносивших ее в Лондон, — мне выпадет случай познакомиться с принцем-регентом, ведь Гарри — его друг.
Но тут девушка вспомнила, что принц предпочитает женщин постарше. Даже до деревни дошли слухи, что до женитьбы на принцессе Каролине Брунсвикской (какой несчастливый брак!), принц-регент был уже тайно женат, на миссис Фитцгерберт, которая была гораздо старше Его Королевского Высочества.
«На ком бы он ни женился, все равно это так волнующе — удостоиться чести быть ему представленной! — подумала Арилла, но тут же вспомнила, что должна сосредоточиться лишь на том, как найти себе богатого мужа. — Если все получится, нужно будет заплатить долги Гарри и обязательно подарить ему лошадь и нанять грума».
Она знала, как неприятно Гарри одалживать у друзей экипажи каждый раз, когда он собирается куда-нибудь ехать.
Девушка гордилась братом и очень радовалась за него, когда после битвы при Ватерлоо сам герцог Веллингтон наградил Гарри медалью за отвагу.
— Какая трагедия, что после войны Гарри пришлось уйти в отставку! — посетовал как-то отец.
— Но почему он сделал это, папа? — удивилась дочь.
— Потому что не мог позволить себе таких расходов. — И, покачав головой, добавил: — Это я виноват. Ему следовало бы служить в пехоте, это гораздо дешевле. Но он так прекрасно смотрится в седле, и к тому же я надеялся, что он попадет в полк, в котором служил я сам. Я почему-то не сомневался, что мальчик сумеет отличиться.
Да, Гарри должен получить лошадей, твердила себе девушка. И поскольку родные не помогают ему, нужно будет постараться, чтобы его полюбил мой муж. Тогда он всегда будет иметь приют под крышей нашего дома, лошадей и место, где сможет развлекать друзей.
Однако сколько девушка ни размышляла, все-таки не смогла представить себе мужчину, за которого могла бы выйти замуж. Почему-то перед ее глазами все время вставал образ добродушного пожилого толстяка, возможно, немного похожего на отца, который, по утверждению матери, ради друзей был готов снять с себя последнюю рубашку.
— Как жаль, что твой отец не родился богатым, — часто говаривала Арилле мать. — Но зато у него доброе сердце и чистые помыслы, и именно за это я его и люблю!
— В таком случае он богаче всех богатых, мама! — воскликнула Арилла.
— Знаю, — улыбнулась мать, — и мы обладаем таким драгоценным сокровищем, какое не купишь ни за какие деньги! — И, заметив недоуменный взгляд Ариллы, пояснила: — Я имею в виду любовь.