— Надоело бродить по космосу? Почему я? Я старше минимум на пятнадцать лет… Тебе ведь двадцать четыре?
— Двадцать два. — Виталик кивнул. — Оставим эти темы. Я просто должен сделать тебя счастливой. Я должен успеть сделать тебя счастливой! — Четко произнес он каждое слово внимательно, смотря в глаза. — Понимаешь? — Женщина была в глубоком трансе. — Хотя откуда ты можешь понять… Я должен кому-то подарить счастье. Обязан! Ты ведь всегда хотела замуж? Так? Об этом же все знают!! — Мужчина напрягся и когда женщина кивнула сквозь слезы, смягчился. — И я могу сделать тебя счастливой. Главное, что я тебя люблю. Я тебе тоже не безразличен. Думаю, мы будем хорошо жить. Я не буду тебя в чем-то ограничивать. — Виталик кивнул на кадета. Джо потупила глаза, но сердце колоколом забило в груди, просясь наружу от радости и возбуждения. — Ты даже можешь оставить свою фамилию.
— Нет, нет, — поспешно сказала женщина. — Кострова Джониференцф — это звучит представительно. Я с радостью возьму твою фамилию. Я брошу работу, буду получать пенсию и стану летать с тобой. Это будет сказка. Но ты не должен… и тем более не обязан на мне жениться. Следуй только своему порыву сердца. Прислушайся.
— О, Джо. — Виталик нежно поцеловал тонкую шею женщины. Та покачнулась, прикрыла глаза и в последний раз бросила быстрый взгляд на Чипа. Кадет безмятежно храпел, классно повеселившись.
— Пойдем в спальню. Пойдем, быстрее!!
— А, почему не здесь? — прошептал в ухо Виталик и принялся расстегивать лиловые джинсы.
— Здесь?.. — Новая волна возбуждения подкинула Джо к потолку.
Глава 2
— Ма, это я. — Виталик склонился над экраном квартирного автомата.
— Сынок! — вскрикнула мать, и двери в подъезд тут же открылись. Виталик с улицы вошел в дом, в котором протекло его раннее детство до четырех лет, который принимал его по выходным и коротким отпускам в кадетском корпусе, которое примет его в любое время… Мать с порога кинулась на шею. Всхлипнула в ухо.
— Ну, что ты, ма. — Виталик осторожно прошел в квартиру. — Я вернулся. Я дома. Всё хорошо.
Глаза бегали по интерьеру коридора. Выхватывая знакомые вещи, обстановку, углы. У них было шесть комнат. Из дальней стремительно выбежала сестра. За год она превратилась в ослепительную красавицу: девушку с соблазнительной фигурой и миловидным лицом. Взвизгнула, как боцманский свисток:
— Братишка! Дима иди скорее сюда, Виталя вернулся!!
Цветастое платье мелькнуло перед глазами и Виталик вздрогнул от тяжести, принимая на шею ещё один груз.
— Какая ты стала… Тяжелая.
— И красивая, — кокетливо добавила Рут, игриво заглядывая в глаза. Она пребывала в самом чудесном возрасте: на границе девичьего озорства и любознательности молодой женщины. Длинные каштановые волосы пахли тропическими цветами. Виталик с наслаждением вдыхал сладкий аромат. Поймал себя на мысли, что ему нравится волнующая близость сестры, и смутился.
Из кухни вышел долговязый старший брат. Он полысел лет на пять раньше, и поэтому вскинутая правая бровь смотрелась чуточку смешно — волосатой тоненькой полоской на высоком зеркальном лбе. Дима был занят едой. Завтракал. Доел с тарелки. Отложил. Челюсти после паузы снова принялись перерабатывать пищу. Осторожно он подошел к брату… И вдруг величественно улыбнулся и без церемонно похлопал по голове.
— Привет, идиот. Где волосы?
— А, твои?
Братья вежливо потрепали друг друга, изображая семью. Не долго. Старший покачал головой, оценивая вид младшего. Но ничего больше не сказал.
— Ма, я поел. Побежал на работу. Всем: пока. — Дима, выходя из квартиры, запнулся о большой чемодан, который Виталик принес с собой. Они обернулись одновременно. И старший брат одарил на прощанье ехидной улыбкой.
— Дима, с работы позвонишь! — напомнила мать, отрываясь от груди среднего ребенка. Вглядываясь в лицо, хмуря брови на секунду. — Какой ты стал, Виталя. — Она через силу улыбнулась. Справилась с собой. — Проходи, проходи. Это и твой дом! Ты надолго?
— Нет, ма.
— Но хоть поужинаем вместе? Мы так давно не сидели всей семьей за одним столом…
— Конечно, ма.
Мать сделала шаг назад и с любовью посмотрела на сына. Года не изменили ее и нисколько не сломили дух аристократии. Серое строгое платье подчеркивало стройность фигуры. Даже утром на кухне она выглядела королевой. Удивительная женщина.
Если Дима внешностью пошел в отца, то младшие дети больше унаследовали черты матери: дикую арабскую красоту и дело было не только в густых и длинных ресницах, в особом разрезе темных миндалевидных глаз, в матовой коже. Её аристократические манеры тоже легли в основу формирования личности двух детей, что говорить — Костров очень любил красивую жизнь, и всё, что с ней связано. Другое дело, что она постоянно поворачивалась боком.
— Тогда я пойду и приготовлю твои любимые блинчики, — сказала мама и прошла в кухню. Через секунду мать что-то нежно напевала на языке древних, мурлыкая под нос, забытую всеми песню.
— Блинчики?.. — удивился Виталик и, вспомнив о том, что вместе с чемоданом он принес пакет с деликатесной едой, под хихиканье Рут, проскользнул на кухню и оставил покупки на круглом столе. Мать ничего не услышала и не обернулась, продолжая ворожить над кухонным комбайном. Ушла в погружение, так это называется у космонавтов. Костров стоял в проеме, запоминая мать навсегда. Она почувствовав, повернулась, подмигнула, запела громче, жестом и мимикой, предлагая подпеть. Виталик виновато улыбнулся в ответ. Очень хотел. И подпеть, и обнять мать, и заплакать на груди, но слов не знал и предполагаемые действия были незнакомые. Вздохнув, вышел.
Рут ухватилась за лямку тяжелого чемодана и с молодым энтузиазмом потащила его в свою комнату.