Тут же строилась еще одна казарма для разросшейся дружины. Карно вполне резонно опасался, что слухи о новом богатом поселении разнесутся по округе и сюда нагрянут северяне или просто грабители, поэтому он спешно набирал воинов. Он кинул клич среди новоприбывших о том, что набирает дружину и лично беседовал, и проверял будущих защитников деревни и относился к этому очень ответственно. После проверки здоровья, физических данных и умений новобранцы отправлялись в один из десятков. По совету Ольта Карно организовал что-то вроде учебки, где все принятые проходили проверку, после которой большая часть новобранцев отправлялись в лагерь для необученных, так как многие не знали даже команд «налево» и «направо», а команда «кругом» вызывала такое столпотворение, что Ольт не знал плакать или смеяться. И только после того как крестьянские парни проходили первичное обучение, то есть с грехом пополам понимать большинство команд, они отправлялись на службу в деревенскую дружину, где их уже учили по-настоящему. Люди были самые разные, от опытных ветеранов, помнящих еще войну Эдатрона с северянами до пятнадцатилетних пацанов, которые зачастую даже не знали, как держать меч.
За несколько вечерних посиделок, на которые они несколько раз звали Оглоблю с Вьюном, Ольт вместе со старостой разработали учебную программу, по которой Карно лично гонял новобранцев. Ольт не считал себя знатоком древней тактики, но мог отличить фалангу от манипулы и знал, чем отличается клин конных рыцарей от лавины степных всадников. В той жизни к старости, когда основную работу делало туева хуча секретарей и различных замов, у него появилось много свободного времени, и он вернулся к давнему, еще со школьных времен, хобби, к древней и средневековой истории. Естественно, что львиную долю этого его увлечения занимали битвы и сражения. Ганнибал и Македонский, Чингиз-хан и Тамерлан, Цезарь и Аттила, кто из советских школьников не знал эти имена. Но юный Витек Краснов не только знал, как зовут знаменитых полководцев, но и был знаком с фактами, которые далеко выходили за рамки школьной программы. Правда маститые и не очень эксперты частенько спорили о методах применения того или иного оружия или приема, но тут ему выпал шанс не в теории, а на практике испытать то, о чем писали историки. Самое интересное, что особое затруднение вызвали не стратегия с тактикой, а всякие мелочи, вроде того как шагать, как бить и подобное. Даже идти в ногу оказалось проблемой. Пришлось вспоминать Суворова с его «сено-солома». Все свои знания, которые им постоянно пополнялись, записывал на бересте и снабжал соответствующими рисунками.
В связи с тем, что народу теперь хватало, дружину освободили от строительных работ и теперь она занималась только боевой подготовкой. В основном занимались работой в строю. Ольт вспомнил все известные ему воинские построения, от македонской фаланги до римской «черепахи» и тактику боев от древних греков до рыцарских времен. Как оказалось, здесь пока еще не знали многого из земной воинской науки. Тактика была проста и бесхитростна. Собирались две толпы и просто, без затей лупили друг друга до тех пор, пока одна из сторон не кинется в бегство. Естественно, что решающую роль здесь играли количество противоборствующих и индивидуальное мастерство. Выше того, чтобы держать в засаде резерв, никто из местных вояк не поднимался. Так что для Ольта было полное раздолье для полета фантазий. Впрочем, он, будучи человеком практичным, не давал слишком разгуляться собственным мечтаниям, взяв за основу тактику римских легионов. Главной тактической единицей был десяток, который мог выполнять основные построения, от небольшой фаланги в три ряда до «черепахи» и «каре», когда требовалась круговая оборона. Работа в строю требовала от воинов немного других качеств и умений, отличных от индивидуальных поединков и старые вояки-ветераны ворчали, не в силах понять, что от них требуется и постоянно ломали строй, вырываясь вперед в азарте, чтобы скорее добраться до врага и начать лупцевать всех, кто попадется. В конце концов Ольт решив, что лучше всего будет наглядный пример, взял первый десяток, который состоял из первых их дружинников и которые знали, что он не просто какой-то мальчишка, и за месяц обучил их основным приемам и построениям. Теоретически, из книг и роликов из интернета, он знал, как должны действовать воины в строю, но практически ему еще не пришлось этого видеть. Теперь ему предо ставился случай проверить свои знания на практике. Сколько при этом пролилось пота и набито шишек знали лишь они сами.
Помимо новой тактики он изменил и вооружение новоявленных «легионеров». Каждый воин теперь таскал с собой по три коротких, полтора метра, дротиков — пилумов, не очень длинный меч, наподобие римского гладиуса, и большой щит, за которым при необходимости мог укрыться воин целиком. При необходимости в руки брались копья длиной в три метра.
К обучению присоединился и Карно, который хоть и сомневался в новой тактике, но признавал полезность новых знаний, полученных якобы из уст Архо Меда. Да и вояке до мозга костей было интересно все, что касалось якобы заморской тактики и стратегии. Первый же показательный бой все расставил по своим местам. На площадке, где воины проводили тренировки, выстроился десяток во главе которого стоял Карно. Они встали в две ровные шеренги, стеной прикрывшись длинными широкими щитами. Напротив, беспорядочной толпой роились три десятка их соперников, собранных из всех желающих и вооруженных тем, что каждому больше нравилось. Все оружие было вырезано или выточено из дерева, так что опасаться серьезных ран было нечего. Лезвия деревянных мечей и топоров были вымазаны жирной печной сажей. Когда перед сражением встал вопрос о количестве соперников, то Карно презрительно скривив губы ответил, что его это не волнует, и пусть противник сам решает, сколько воинов ему хватит, чтобы победить один десяток воинов. После такого ответа воины, собравшись в толпу, пошушукались и решили, что отправлять в бой слишком большую толпу будет совсем уже нечестно, но и отказать всем желающим наказать наглецов за пренебрежение не могли. Поэтому из всех рвущихся в бой сами выбрали наиболее опытных и сильных, но и так набралось около трех десятков, на что Карно только махнул рукой. В основном это были ветераны, которым хотелось доказать, что самый лучший способ ведения боя — это наброситься толпой и порубить всех в капусту, но хватало и молодых удальцов, вызвавшихся ради того, чтобы показать свое умение владеть оружием. Охваченные азартом и бесшабашной удалью они постоянно перемещались, отчего их казалось гораздо больше, чем есть на самом деле и от того небольшой строгий строй, стоявший в молчании, напротив казался совсем уж маленьким и беззащитным. Впечатление было такое, что разнузданная веселящаяся толпа просто сметет и не заметит этот островок порядка и спокойствия. Судьи, набранные из ветеранов, встали по бокам от будущего побоища. Впрочем, судьями их назвать можно было с большой натяжкой, так как никаких правил не существовало — только не кусайся. Скорее их можно было назвать санитарами, так как основной задачей для них было — это оттаскивать пострадавших, которые не смогут выбраться сами и вытаскивать из боя тех, кто считался убитым.
Наконец Брано, взявший на себя обязанности распорядителя, со всей мочи вдарил по подвешенной железяке и по поляне разнесся резкий звон, означавший начало схватки. Многочисленные зрители, до этого громкими криками поддерживающие воинов с той и другой стороны, примолкли в ожидании. На какой-то миг все затихло и замерло, а затем вся толпа с ревом и улюлюканьем лавой бросилась на неподвижный строй. Карно, стоявший на правом фланге, поднял руку, подождал, когда нападающая толпа наберет скорость и, выбрав момент, когда до столкновения оставались считанные мгновения, дал резкую отмашку. Тут же из строя навстречу нападающим выметнулись дротики, за ними, вторя движениям руки Карно, вылетела вторая волна и вслед — третья. Первые ряды наступавших повалились на землю. Толпа, еще не поняв, что произошло, в замешательстве остановилась. Слишком резким и неожиданным оказался отпор, сразу выведший из их строя больше половины соратников. А на них уже надвигался шеренга плотно сдвинутых щитов с торчащими из-за них копьями. Быстро подойдя на расстояние удара, опять по команде Карно, все десять глоток, до этого сохранявших молчание, вдруг разом выдохнули: «Г-р-р-р-а!» и десять копий ужалили еще стоящих в растерянности воинов. Всех пораженных, на ком были следы сажи, несмотря на ругань и протесты, судьи тут же оттаскивали в сторону, так что никто лишний не путался под ногами. Из толпы, еще недавно такой дикой и опасной, осталось четверо человек. Они сбились в кучку и затравленно оглядывались вокруг. Осознание случившегося еще не проникло в их мозги. Вот только что они бежали в атаку опьяненные азартом и ожиданием победы и вот уже они стоят в меньшинстве перед строем тех самых воинов, которых они считали жертвами. Было от чего впасть в ступор. А тут еще и воевода вышел вперед и поигрывая двумя мечами встал перед ними.
— Ну что, вояки, толпа на толпу вы драться не умеете. Так покажите, может в поединке вы сильны. Ну-ка, все вместе, нападайте.
Вообще-то нападать на воеводу было как-то не по воинским правилам, но ведь тут учебный бой и так лелеемая боевая злость хоть и притихла, но еще не прошла, да и просит сам. Ну вот он сейчас и допросится. И четверка воинов бросилась на воеводу в отчаянном рывке, чтобы хоть как-то ответить за обидный проигрыш. Но вокруг Карно стрекозиными крыльями замелькали деревянные мечи, так что невозможно было уследить за белыми высверками свежеструганного дуба, а затем на оторопевших воинов посыпались удары. По мнению Ольта обоерукий бой у Карно получался так себе, на троечку по пятибалльной шкале, но на остальных воинов произвел ошеломляющее впечатление. Здесь такого еще не видели. По легендам ветеранов когда-то в армии Эдатрона существовали такие мастера, но никогда их не было много. Три-четыре имени за все время существования самого Эдатрона. И каждое было легендой. Кажется, с выступлением Карно появилась еще одна. Подавленные напором воины почти не сопротивлялись. Бой был окончен с сухим счетом. Ольт был доволен, все его теоретические выкладки оказались верны. Теперь ни у кого не возникало сомнений в пользе обучения новым тактическим приемам ведения боя.
Но больше всего оказался поражен своей победой сам Карно и весь первый десяток, с которым он выступил. Они были уверены в своем поражении и готовились лишь к тому, чтобы победа не далась сопернику слишком легко. И вдруг такая ошеломительная победа. Еще не веря в случившееся, они растерянно кивали зрителям, которые громкими криками приветствовали победителей, а уж Карно получил такую долю славы, Ольт всерьез опасался звездной болезни. Но его опасения оказались беспочвенны, так как староста тут же после боя утащил Ольта в сторону и потребовал, чтобы он показал и обучил всему, что знает. На что мальчишка с довольной улыбкой тут же согласился и теперь у него появилась еще одна обязанность: по вечерам он с Карно до глубокой ночи разбирали схемы сражений, знакомых Ольту по земной истории, перебирали виды вооружения и приемы их применения. Ольт даже выделил для этого одну из своих навощенных досок, на которой рисовал различные схемы, крепости, баллисты и катапульты. Не все сразу доходило до мозгов Карно, но он, упрямо сжав челюсти, учился и не было у Ольта ученика более фанатичного. А днем он, свалив все дела на Брано, тренировал свою уже немалую дружину, которая после преподанного урока так же, как и их воевода вдарилась в учебу.
Но конечно главной своей обязанностью Ольт считал тренировки с малой дружиной. Еще в первый же вечер, когда они вернулись в деревню из Узелка, к нему пришла целая делегация мальчишек и девчонок с вопросом, когда возобновятся их занятия. Немного подумав он предложил заниматься после обеда, с утра сделав все обязанности по дому и уже на следующий день на их полянке толпилась вся детвора деревни, значительно выросшая в количестве. Пришли даже пяти-шестилетние, которых Ольт отправил по домам, пообещав им, что как только, так сразу. Но даже избавившись от малышей, все равно желающих оставалось около пятидесяти детей от семи до четырнадцати лет. Сначала его, помнящему еще то, как он в десять лет сам пришел заниматься в секцию самбо и увидевшему то разгильдяйство и пофигизм, который царил в их группе, несколько напрягало такое количество учеников, но суровое средневековье наложило свой отпечаток на немногословных детей леса. Для них умение постоять за себя, за свою семью и род было не просто блажью или модным поветрием, а самой жизнью. И послушание младшего старшему было заложено в их крови, так как в лесу каждый пример нарушения приказа более опытного товарища мог стать последним. Поэтому все упражнения, подкрепленные желанием научиться драться, ими выполнялись даже с неким пугающим фанатизмом. Ольт отбросил в сторону все свои опасения и решил, что если так обстоят дела, то он не просто обучит их хорошо сражаться, но сделает из них бойцов экстра-класса. Каждый день они под его руководством занимались по четыре часа до седьмого пота и никогда еще у него не было таких благодарных и самоотверженных учеников. Мало того, когда он уже закончив занятия, уходил по другим своим дела, которых у него было множество, на тренировочной площадке продолжали звучать азартные вопли и стук деревянных мечей.
Он не просто учил их драться, он их воспитывал, когда, умывшись в речке после тренировки, они рассаживались кругом на полянке и он начинал свои, как он про себя называл, агитационные-просветительные беседы. Ольт не собирался делать из этих детей идейных борцов за эфемерную мечту о счастье всех людей. Его цель была более прозаичная и в чем-то даже циничная. Когда придет время, ему нужна была послушная его воле, правильно мотивированная, дисциплинированная команда. Так почему не начать с этих лесных мальчишек и девчонок, чьи мозги еще девственны, словно чистый лист бумаги?
Мальчишки слушали его, затаив дыхание, ведь книгописной истории здесь не было, а много ли упомнишь через устные рассказы. Через четыре-пять поколений уже забывались герои минувших войн. Оставались только те, чьи деяния были уж очень эпичные, но и то они приобретали сказочный размах, а сами герои, бывшие когда-то живыми людьми, становились чуть ли не мифическими персонажами. Ольт рассказывал мальчишкам о жизни, сражениях и подвигах героев, и полководцах из истории древней Земли, бессовестно коверкая имена и подгоняя их под местные реалии. Он старался разбудить в этих вихрастых головах чувство патриотизма и гордости за свою страну и за своих предков и вроде у него получалось. Во всяком случае глазенки мальчишек и девчонок после его рассказов горели, а сами они так занимались тренировками, что Ольт всерьез переживал, как бы они не перестарались и не перегорели. Сами лесовики, и крестьяне, и охотники, не очень заморачивались историей своей страны, разобраться бы с собственной нелегкой жизнью и насущными проблемами и были только рады тому, что кто-то взвалил на себя нелегкую ношу воспитания их юного поколения. Редко какой охотник или крестьянин помнил своих предков хотя бы до пятого колена.
Уже через месяц Ольт разделил малую дружину на десятки и самых лучших назначил десятниками. Мало того он и десятки разделил на пятерки, обучая их драться тесным сплоченным коллективом, когда вся пятерка сражается не каждый сам по себе, а помогая и прикрывая спину друг другу. Так и тренировал, нажимая в основном на ловкость и чувство локтя, оставляя силовые упражнения на будущее, когда детские организмы привыкнут к нагрузкам. Кстати, насчет нагрузок, пришлось отдельно создавать два десятка из девчонок, командовать которыми стала Оли. Он недолго думал, что делать с девчонками, которые тоже желали научиться защищаться. Тем более, что, занимаясь по вечерам с Оли дома, он уже задумывался над созданием специального женского стиля боя. Хотя они были одногодки, иногда она при всем своем старании просто физически не могла повторить некоторые его действия. Например, долго держать в руках тяжелый меч. Не хватало силенок. Конечно можно было сделать упор на силовых упражнениях, но Ольт не хотел, чтобы его названная сестра была похожа на молотобойца. Может кому-то и по вкусу крепкие мужеподобные накачанные женщины, но Ольт считал, что женское начало должно все-таки преобладать.
Посидев по вечерам примерно с недельку, он, напрягая свою память, все-таки выдавил из нее все, что помнил о женщинах в единоборствах, и на этом основании записал на бересте целую программу о физическом развитии женщин. Под эту программу заказал в кузне и специальные облегченные мечи, больше похожие на слегка изогнутые шпаги. Сабли — не сабли, шашки — не шашки, что-то среднее между ними и японской катаной. Слегка изогнутое узкое хищное лезвие с односторонней заточкой уже одним своим видом производило впечатление чего-то опасного. Он не помнил названий всего разнообразия холодного оружия, существовавшего на Земле, поэтому назвал это новое оружие именем своей названной матери. А что? Истрилы — хорошее название. Естественно первым испытателем нового оружия и ученицами стали Истрил и Оли, которых Ольт обучал вечерами и тайком в новом Карновском доме новому обоерукому стилю. Им он и передал все свои наработки по видам борьбы, специально обработанным для женщин.
Поэтому после общей разминки девчонки под руководством Оли занимались по своей программе. Частенько на их тренировки приходил Карно и молча сидел в сторонке. Дети думали, что он просто проверяет, как у них проходит обучение и примеряется к будущим воинам, ведь по достижению пятнадцатилетнего возраста они перейдут в его дружину, и поэтому пыхтели во всю, стараясь понравиться. Ольт их не разочаровывал, наоборот то и дело обращался к Карно за подтверждением к своим словам и действиям, на что тот важно кивал головой. Они и подумать не могли, что, глядя на них, одноглазый воевода и сам учится и вечерами нет-нет, а донимал малолетнего учителя, чтобы тот показал тот или иной прием.
После тренировки все, усталые и довольные, разбредались по своим домам. Только несколько детишек оставались и шли вместе с Ольтом к Жаго с Вельтом. Он выбрал их не случайно. Они оказались наиболее восприимчивы к новым знаниям помимо чисто военных и в будущем Ольт надеялся сделать из них что-то наподобие военных инженеров, способных и мост для переправы навести и собрать из подручного материала катапульту. С ними он изучал математику и начала сопромата и собирал модели маленьких игрушечных, но вполне действующих, всяких баллист, катапульт и онагров. Сколько было удивления и веселья, когда первая метательная машинка, величиной с табуретку, начала метать камешки в цель, представлявшую из себя старый, с отбитым горлышком, горшок. Естественно горшок долго не выдержал такого издевательства и Истрил выгнала новоявленных конструкторов вместе с черепками от горшка на конюшню, где места было вдоволь.
Бывшие каторжники уже достраивали мельницу. На очереди была кузница и мастерская кожемяки, которые Ольт решил механизировать. Деревенскому войску требовались оружие и доспехи и даже три кузницы не могли быстро решить эту задачу, поэтому он и решил ввести в местное производство оружия элементарное понятие конвейера и штамповки. От местных доспехов, представлявших из себя железные пластинки, расположенных только в наиболее уязвимых местах, он сразу решил отказаться. Соорудив простой пресс, использующий силу речки, Ольт с кампанией выдавали на-гора по три полных комплекта доспехов в день. Они включали в себя панцирь, состоящий из двух половинок, передней и задней, наручи, защищавшие руки от запястья до локтя, и поножи, соответственно от колена и ниже. Шлем представлял из себя простой железный котелок, к которому на заклепках крепились нащечники и изогнутая пластина, защищавшая шею сзади. Кузнец Кувалда и его три сына оказались людьми понятливыми и после двух дней сплошного брака, они стали делать доспехи, как горячие пирожки. Одна проблема — не хватало металла.
Так же его не устраивало качество железа, из которого делали оружие. Поэтому он, вместе с Кувалдой, проводили эксперименты по закалке и цементированию железа и превращению его в оружейную сталь. Тут ему пришлось вспомнить свое кузнечное прошлое и выудить из своей памяти не так уж много, но вполне достаточно знаний, которые в начале привели Кувалду в полное недоумение, а затем в полный восторг. Пришлось делать и муфельную печь, чтобы отработать технологию получения стали из железа. Для этого они с кузнецом в свободное время обошли чуть ли не все окрестные речки и речушки, чтобы найти подходящую глину, которая была нужна еще и для изготовления тиглей. Конечно все его знания и опыт были на довольно примитивном уровне, но оказались вполне продвинутыми на фоне местного способа изготовления оружия, и он надеялся, что мечи и доспехи, изготовленные в их деревенской кузне, окажутся на порядок выше существующих. И хотя он многого не помнил, а кое-чего и откровенно не знал, он записал, опять-таки на бересте, все свои знания о металлопроизводстве.
Очередной день оканчивался на мельнице, где Жаго с Вельтом, уже официально признанные механики деревни, заканчивали настройку редуктора. Основное действо уже закончилось и теперь они проверяли крепость соединений. Мохнатая, небольшая, но крепенькая крестьянская лошадка, хомут которой был привязан к длинной пятиметровой жердине, соединенной с валом редуктора — основной движущей сила мельницы, задобренная морковкой, терпеливо ждала своего часа. Наконец мастера, проверив и смазав все движущие части дегтем, доложили стоявшей здесь же верхушке деревни о готовности. Наверно запуск ракеты в мире Ольта не вызывал такого ажиотажа, как пуск в работу обыкновенной мельницы. Хотя справедливости ради следует сказать, что обыкновенной она была только с точки зрения Ольта. Для местных же жителей — это было новым словом в их жизни. Так сказать, маленький шажок для одной конкретной крестьянской лошадки и огромный шаг для всей деревни. Может где-то в этом мире и существовали мельницы, но деревенские ничего об этом не знали и мололи муку на чуть ли не вручную в деревянных, или реже, в каменных ступках. У Брано и еще пары зажиточных крестьян из окрестных деревень были ручные жернова, но крутить их… Нужно было иметь немалую силу и терпение и их использовали только по большим обще-деревенским праздникам, когда все мужики по очереди крутили тяжелые каменные диски. Поэтому запуск мельницы было событием не только для жителей Карновки, но и для и всех крестьян из окрестностей. Так что толпа, несмотря на то, что рабочий день был еще не окончен уже вовсю рокотала и волновалась. Тут же мелькала и вездесущая ребятня во главе с неуемной Оли. Вельт махнул рукой, и мужик, стоявший у морды лошади и назначенный погонщиком, громко причмокнул и строгим, но срывающимся от волнения, голосом произнес: «Но-о-о», на что лошадка, совершенно не обращающая внимания на торжественность момента, только махнула гривой и только потом лениво сделала первый шаг. Такое движение не вызвало никакого ответного действия от редуктора. Толпа шумно вздохнула. Тогда погонщик заволновался уже всерьез и достал хворостину. Увидев такой стимул к движению, умное животное само зашагало по кругу. Жернова дернулись, преодолевая первое сопротивление и затем медленно и со скрежетом завертелись. Жаго сыпанул в них песка, чтобы они сгладились и притерлись. Полчаса все собравшиеся слушали мерный шум ссыпающегося песка и скрежет камня о камень, который с каждым оборотом становился все мягче и тише. Никто и не сдвинулся с места, только изредка переминались с ноги на ногу и перешептывались. Наконец лошадь, повинуясь команде погонщика остановилась, и к жерновам и редуктору бросились жены механиков с вениками и тряпками. После тщательной уборки, за которой со всем вниманием следила вся деревня, два мужика под руководством Брано притащили мешок с зерном. Лошадь, подстегнутая командой и легким ударом, для порядка, хворостины опять двинулась по кругу, жернова медленно завертелись и Брано торжественно специальным совком засыпал в них первую партию зерна. Мужики и бабы напряженным взглядом следили, как из-под жерновов по лотку вначале крупинками, а потом тонкой струйкой сыпется первая мука. Подошли поближе старосты деревень и подставляя заскорузлые мозолистые ладони бережно приняли первый помол. Каждому досталось по небольшой горстке, которую они принялись встряхивать, растирать, пробовать на язык и с многозначительным видом пересматриваться и советоваться между собой. Брано, послушав мужиков и перебросившись с ними парой слов крикнул Вельту:
— Еще меньше зазор можешь сделать?
— Отчего же не могу. Все можно… — ответил тот и добавил услышанное от Ольта, — если осторожно.
Вдвоем с Жаго они что-то сделали с жерновами, причем один держал верхний камень и смотрел на приставленную к жерновам планку, а второй что-то крутил аккуратно сверху. По сигналу напарника перестал крутить и уже вдвоем стали закреплять жернова в определенном положении. Опять Брано засыпал зерно, причем в этот раз не пожалел сразу пять совков. Когда появилась мука, он сразу набрал полный совок и понемногу насыпал всем желающим, которыми оказались все присутствующие. Растирали муку пальцами, и сухую и смоченную слюной, пробовали на язык и на вкус, делая при этом уморительно многозначительные лица. Продукт понравился все. Тут на стоящую рядом телегу, на которой привезли зерно, взобрался Брано:
— Что, мужики, понравилась мука? — толпа ответила восторженным ревом. — С завтрашнего дня начинаем помол. Каждое десятое ведро идет мельнику на деревню. А сегодня — праздник, гуляем, потому что большое дело сделали и от общества нашего большая благодарность мастерам нашим. — И Брано, повернувшись лицом к Вельту и Жаго низко им поклонился. И весь народ, присутствующий возле новой мельницы, тоже склонился в поклоне. Мастера смутились, но не потеряли своего достоинства и тоже поклонились в ответ.
Ольт стоял в сторонке, глядел на весь этот спектакль, но не усмехался, как сделал бы это раньше, а буквально впитывал в себя новые знания и впечатления. В конце концов ему жить в этом мире и с этими людьми. А жить приходилось быстро. Временами он жалел, что в сутках так мало времени. Пора было бежать по другим делам, только не забыть напомнить Жаго с Вельтом, чтобы подумали о тот, как перевести мельницу на речную тягу.
Дел было еще невпроворот и распорядок дня у него был довольно жесток. Утром проводил легкую разминку, только, чтобы разогреть суставы, и потом долго, часа три-четыре занимался единоборствами. К чему-чему, а к этому он относился очень серьезно. Еще в том своем мире он под старость частенько жалел, что мало времени уделял своему физическому развитию. В зрелом возрасте вообще ходил в бассейн и тренажерный зал только для поддерживания формы, дела бизнеса просто не оставляли ему времени на другое. Но сейчас, когда судьба дала ему второй шанс он не собирался его упускать, тем более, что это была возможность не просто развить свое тело, а развить его в нужном направлении. Конечно такие тренировки начинать надо чем раньше, тем лучше, лет эдак в пять-шесть, но он надеялся, что долгие упорные занятия тоже дадут нужный результат. Тут еще оказалось, что он не один такой фанат. Дочка Карно Олента оказалась чуть ли не большим фанатом боевых единоборств и когда он по утрам выходил во двор, который по его желанию огородили высоким забором, она его уже обычно ждала. Ольта даже удивляло такое отношение, и он как-то, вовремя очередной тренировки, спросил:
— И зачем девушке, будущей матери и жене, знать, как легче убивать человека?
На что она, пыхтя от напряжения, так как в это время отжималась от земли, ответила:
— Если бы ты пожил без отца и родной матери… и поэтому ты никто и на тебя смотрят как на пустое место… когда за тебя заступиться некому… Ты бы не спрашивал, уф-ф-ф.
Ольт мог бы напомнить, что он и сам будто бы вырос сиротой, но это было бы враньем, поэтому промолчал. Только намотал на свой еще несуществующий ус, что девчонка, несмотря на всю свою внешнюю веселость и безалаберность не так уж и проста и видно многое что держала в душе. А он еще не понимал почему она так недолюбливает жителей Шестой. Видно сказывались голодные нищенские годы, когда деревенские, сами отнюдь не жирующие, фактически списали их с Истрил со счетов, и никто не подавал им даже видимости хоть какой-то помощи, а детский максимализм просто не мог понять даже простого безразличия к их судьбе. И если взрослые, наученные тяжелым жизненным опытом, могли где-то понять и простить, то детская память цепко держала все обиды. Представляя, что пережила эта, еще фактически ребенок, ровесницы которой в его мире играли в куклы, он не стал тогда учить ее жизни, а просто окружил вниманием и заботой, которые не проявлялись явно, но не остались незамеченными. Частенько вместе с Оли приходил Карно, когда у него с утра не было дел. В такие дни они спарринговали и Ольт показывал самые различные приемы с самым различным оружием.
После тренировки наступал период домашних дел, которые ему, как хозяину и единственному в доме мужчине, приходилось выполнять. На это время Оли убегала домой, который деревенские построили своему старосте и в котором она была полновластной хозяйкой со всеми сопутствующим правами и обязанностями. А Ольти занимался своими. Принести воды, нарубить дров, подмести двор было ему не в тягость, а в охотку. Тем более, что скотины, как другие семьи, они не держали и удовольствия ухода за ней он был лишен. Затем наступало время обеда, который обе семьи еще с времен, когда вместо деревни стоял разбойничий лагерь, проводили за общим столом. Иногда Ольт брал бразды правления на кухне в свои руки и тогда на свет появлялось какое-нибудь новое невиданное блюда, рецепт которого тут же разносился по всей деревне. Теперь, благодаря появлению собственной мельницы, Ольт собирался подарить Истрил несколько рецептов блюд из пшеничной муки, которую деревенские почти не знали. Обычно они сажали неприхотливую рожь, которую и потребляли повседневно, а из белой пшеничной муки только на праздники пекли хлеб и пироги. Пшеница была слишком дорогим удовольствием и в основном была привозной и естественно, что из нее делали только праздничные блюда, перечень которых был утвержден раз и навсегда.