В общем тогда, в благославенном 1935-ом, нарком Орджоникидзе решил не взрывать институт, а, пойдя навстречу пожеланиям общественности и советам некоторых своих друзей, срочно вернул всё на свои места: уровнял зарплаты, вернул старого директора и остановил строительство забора. И стали они жить-поживать… до того самого момента, пока вступивший в должность Ежов не арестовал Пятакова. После смерти Орджоникидзе события понеслись вскачь, так быстро, что Ландау не успел удрать в Москву. ОСО глубоко не копал и назначил всем участникам «сопротивления» максимальный срок – пять лет (хотя в нашей истории несколько человек проходящих по «делу УФТИ» получили высшую меру. Странно, но их предводитель, Ландау после года отсидки был выпущен на свободу).
«Выходит это я его так подкузьмил. Ничего… переживёт, зато пятеро ведущих сотрудников УФТИ останутся в живых».
– Свободен. – Макар делает изящный пируэт и, грациозно ступая, оставляет нас с теоретиком с глазу на глаз.
– Гражданин начальник, – Ландау без приглашения плюхается на стул передо мной. – а почему меня во «внутрянку» привезли? Должны были в пересыльную: в Бутылку там или Пресненскую. Приговор мне ещё в Харькове объявили.
«Сразу видно опытного зэка, порядки знает, даже Бутырку Бутылкой называет, немудрено – скоро месяц исполнится как томится в заключении».
Не спешу с ответом: сам с интересом разглядываю его тощую фигуру, бритую голову и близко посаженные карие глаза.
– Скажите, гражданин Ландау, – неотрывно смотрим друг на друга как в игре кто первый моргнёт. – вы литературу хорошо знаете?
– А о какой литературе идёт речь? – Физик удивлён, но вида не подаёт. – Однако неважно, я кончил курс классической гимназии и затем проводил много времени за чтением, так что ответ мой будет: да, я знаю художественную литературу как мало кто в этом здании.
– Хорошо, – киваю я. – хотя ваш вопрос важен, я говорю не о классике, а о лёгкой, приключенческой литературе, наподобие «Овода», «Графа Монте-Кристо», «Трёх мушкетёров».
– Читал в детстве…, – фыркает Ландау. – но боюсь, что подробностей уже не припомню.
– Понятно, – разочарованно вздыхаю я. – а как у вас с музыкой? Играете на каких-нибудь музыкальных инструментах? У вас хороший голос?
– Учился в на скрипке и фортепиано, – растерянно начинает он, но, не выдержав, взрывается. – послушайте, не знаю вашей фамилии, что за странные вопросы? Почему меня снова допрашивают? По какому делу?
– Моя фамилия Чаганов, слышали наверное. Капитан госбезопасности Алексей Чаганов. – «А-а! Моргнул!» – Хочу вас сразу успокоить, что ни о каком новом деле речи не идёт. Я отбираю для своего специального конструкторского бюро инженеров и конструкторов для выполнения работ по военной тематике.
– Только инженеров и конструкторов? – Растягивает губы в усмешке Ландау, показывая плохие зубы.
– Учёных тоже, куда ж их девать? – Ровным голосом продолжаю я.
– Учёными бывают и собаки, когда их научат, – спокойно начинает он заученную фразу и снова срывается в истерику. – а мы – научные работники! Так что вы что, отбираете нас по тому, умеем мы петь или нет?
– Вовсе нет, – меня трудно вывести из себя. – Например, Льва Васильевича Шубникова из вашего института я собираюсь назначить руководителем бригады в своём КБ, имея в виду его выдающиеся достижения в области техники низких температур по сжижению водорода и гелия. СКБ у меня специальное, для того чтобы заключённый вышел из него на свободу, он должен единолично или в составе бригады выполнить работу для военных или народного хозяйства: создать прибор, механизм или технологический процесс. Результат должен быть подтверждён на испытаниях. Просто отсидеть свой срок в СКБ, ничего не делая, не удасться. А с вами я не знаю что и делать, глядите, каких-либо великих открытий в прошлом за вами не числится…
Мой собеседник недовольно засопел, но сдержался.
– … не считать же за таковые вашу популяризацию достижений западной физики у нас в стране. Преподавательско-педагогической деятельностью моё СКБ заниматься не будет, да и подпускать вас к ней, после ознакомления с материалами вашего дела, я бы никому из руководителей высших учебных заведений не посоветовал: зачем смущать молодые умы? Нам рассадник инакомыслия там ни к чему. Поэтому, возвращаясь к вашему вопросу, я и спрашивал можете ли вы делать что-нибудь такое, что обеспечило бы вам покровительство паханов на зоне: рассказчики и певцы там в цене, ведь надо как-то коротать длинные зимние вечера…
«Могу записать слова песни „Владимирский централ“ или „Голуби летят над нашей зоной“».
– … потому что желающих считать пеньки на лесосеке будет много, а топором махать вам ваше «теловычитание» не позволяет.
– Я владею методами вычислительной математики! – возмущённо вспыхнули глаза Ландау.
– Это замечательно! – Мой преувеличенный энтузиазм не понравился собеседнику. – Осталось только убедить коллег из УФТИ принять вас в свою научную бригаду. Напоминаю вам, что знания, владения и умения заключённого не могут служить основанием для его освобождения или уменьшения срока.
– Позвольте, – «Товарищ не понимает». – А почему именно из нашего физтеха? Разве мало других специалистов, не сумевших стать физиками или математиками и потому подавшихся в инженеры? (Опасливо прячет глаза)… Уверен, что очередь у меня будет стоять из таких за консультациями.
«М-да, цельная личность…, но в одном он, конечно, прав, людей, действительно, много: пошли сплошным потоком спецы из Остехбюро, других КБ и институтов»…
– «Практика – критерий истины», кажется, так было у Карла Маркса? – Нажимаю на звонок вызова «вертухая». – Или вы не согласны классиком?
«Молчит, тогда стоит попробовать, надеюсь, что консультации пройдут без мордобоя».
– Здравствуйте, Вениамин Аркадьевич, – поднимаюсь навстречу Зильберминцу. – как вы себя чувствуете?
– Неплохо… – Растерявшийся профессор в мятом, порванном в некоторых местах костюме, растерявшись, не сразу пожимает протянутую ему руку.
– Отлично. Я – Алексей Чаганов, начальник Специального Конструкторского Бюро при НКВД СССР, присаживайтесь, пожалуйста.
Седая всклоченная шевелюра, усы и бородка по моде начала века, большие живые голубые глаза.
– Да-да, – оживляется мой собеседник. – я слышал о вас много хорошего от профессора Сажина и, позвольте, не от вас ли поступили те материалы по германию, что передала?…
– Да от меня… – невежливо перебиваю профессора. – Я, в свою очередь, хотел бы поблагодарить вас за тот диоксид германия, что вы передали в нашу лабораторию полупроводников. Германий становится очень востребованным элементом. СКБ нуждается в вашей помощи в этом вопросе.
– Но чем же я могу помочь вам в теперешнем моём положении? – Разводит руками Зильберминц. – Пять лет лагерей.
– Вот об этом я и хотел бы с вами поговорить. – Встаю со стула и начинаю перекатываться с носка на пятку по методу академика Микулина, чтобы разогнать застоявшуюся кровь. – В моём СКБ организуется геологическая бригада, в задачу, которой будет входить поиск месторождений германия в СССР и способов его добычи. Работа в этой бригаде заменит вам отбывание срока в лагере, кроме того в случае нахождения вами промышленно значимого месторождения, вы и члены вашей бригады из числа заключённых, будут немедленно освобождены. Я знаю, что вы готовили на этот полевой сезон экспедицию на Донбасс для совершенствования своего метода (прикладываю палец к губам, виде возмущение в глазах собеседника) получения германия из надсмольных вод отходов коксового производства, но пусть этим занимаются ваши ученики. Нам нужен ещё один источник, желательно с большим выходом, где нибудь на Урале.
– Я безусловно согласен, – в глазах геолога загорается счастливый огонёк. – но время потеряно, через две недели, максимум – через месяц, надо быть в поле: как найти людей, оборудование?
– Напишите, что вам нужно. Я позабочусь об этом.