У Яны подкосились ноги, она едва успела зацепиться рукой за спинку дивана, затем села на ковёр.
- Наш участковый врач так считает, но лучше всего провериться в частной клинике, - взяла себя в руки Антонина Павловна.
- Она поедет в Дюссельдорф, к твоей матери, так будет лучше всего для Яны, - громко отчеканил Казимир Ульянович и стукнул кулаком по декоративному столику, инкрустированному изысканными деревянными интарсиями.
- Мама, папа, послушайте! У меня ведь не может быть лейкемии. Я бы знала! Да, знала, - упрямо сказала Яна, чувствуя, что вот-вот заплачет. - Врач мог ошибиться, ведь так?
Отец налил ещё одну рюмку коньяка и выпил залпом. Антонина Павловна, плюнув на манеры, хлебнула коньяка прямо из бутылки, присела рядом с дочерью и крепко её обняла. Со вздохом на диван тяжело уселся отец и обнял обеих, сказал:
- Без паники. Только без паники. Я всё улажу, - заставив себя улыбнуться, в то же время твёрдо отрезал Казимир Ульянович, нерушимая каменная стена и оплот, которыми он все годы являлся для всей семьи.
"Если папа обещал, значит, ему стоит верить, это же мой отец, он может все, не так ли?" Для Яны всегда любое отцовское утверждение было неоспоримым фактом.
Замок в королевстве времён года был огромным и ежегодно магическим образом расширялся, так что даже за века Листопад так до конца не изучил все комнаты, все коридоры и повороты в нём.
Только свои жилые покои да королевское крыло замка, считавшееся самым уютным и тёплым среди сестёр Леди Осени, мужчина знал как свои пять пальцев.
Спустившись по потайной лестнице, обходя коридор, где часто мелькали утомлённые избытком всевозможных поручений служанки да стояли без дела хорошенькие, но пустоголовые фрейлины, не знающие, чем занять себя, кроме как обмена сплетнями да перемалывания костей друг дружке, Листопад оказался около огромных дверей, ведущих прямиком в тронный зал.
Королева сидела на троне из ясеня, украшенного по высокой спинке драгоценными камнями. На её огненно-золотистых волосах мерцала корона из рубинов, рассыпавшихся в гроздьях, точно живые ягоды рябины. Она была ослепительна в ярко-зелёном платье, с тугим корсажем, бесстыдно обнажающим плечи и грудь, под цвет удивительным глазам: зелёным и загадочным, как мох на болоте в самых тёмных местах.
Леди Осень зевнула и улыбнулась, как всегда маняще, так что сердце любого мужчины затрепетало бы от восхищения. Её ямочки на алебастровых щёках и россыпь веснушек на прямом носу когда-то приводили Листопада в восторг. Когда-то за её улыбку, за прикосновения и запах её кожи он бы отдал всё, включая жизнь, но то время ушло, когда его обманутое в своих мальчишеских и юных ожиданиях сердце ещё не окаменело. Теперь же разбитое сердце мужчины осталось равнодушным.
Вся красота прелестницы королевы не будила в мужчине ровным счётом ничего. Ни томления, ни желания, ни бурной страсти, лишь равнодушие, что вызывает холодная, пусть и прекрасная в своём исполнении скульптора.
- Моя госпожа, - преклонил колени Листопад. - Осень настала.
- Спасибо, дорогой миньон, что поставил меня в известность. - Её улыбка слегка померкла в разочаровании, оттого что она, как прежде, не сумела пробудить в бывшем милом щеночке восторг и обожание.
Леди Осень протянула свою ладонь для поцелуя, затем потрепала разноцветные диковинно-красивые волосы мужчины и ласково пожурила Листопада за то, что он не переоделся.
- И, между прочим... - прошептала королева, добавив, что она ждёт обязательного появления Листопада на сегодняшнем балу. Затем поднятая ладонь королевы дала понять Листопаду, что время его пребывания в тронном зале подошло к концу.
... Яну отправили в Дюссельдорф к несносной бабушке Эльзе. Девушка прошла полное обследование в лучшей частной клинике - и, к её ужасу, диагноз подтвердился. Лейкемия. Лейкемия. Нет! Только не у неё. Она же всегда была абсолютно здорова.
- Ты должна кушать, внучка! Чтобы выздороветь, организму нужны силы, - требовала от Яны девяностолетняя старуха, которая внешне выглядела не старше семидесяти лет.
Квартира бабули была в элитном районе и занимала два последних этажа в высоком доме. Стол в столовой украшали затейливые блюда - на зависть гурманам, приготовленные бабушкиным личным поваром. Но кусок в горло Яне не лез, Эльза же никогда не страдала отсутствием аппетита, запивала вином жаркое, обмакивала в подливу пышный хлеб и всё поглядывала на Яну, точно пытаясь определить, что внучка унаследовала от её аристократических генов, а что нет.
Девушка выпила апельсиновый сок и снова оказалась в выделенной ей спальне, где читала сонеты, пыталась общаться с друзьями и экс-бойфрендом Денисом по скайпу, но всех, точно нарочно, не было в сети.
- Завтра приедет медсестра - и снова поедешь в больницу, - сказала бабуля, без стука нарушив уединение внучки.
- Хоть отдохнёшь от меня, не так ли?! - крикнула Яна, пытаясь сдержать подступающие к горлу слёзы, и заперлась в ванне.
- Юная леди, ты ведёшь себя непозволительно. Впрочем, зная твоего отца, что говорить о манерах, - спокойно сказала Эльза.
Яна включила воду и, прислонившись спиной к кафелю, разрыдалась. "Вот так всегда. Так всегда. И зачем я здесь, с тобой, бабуля? Ты же никогда и не любила меня".
Стрельцову положили в больницу, потому что её диагноз не только подтвердился, но Густав Хольц, лечащий врач, сказал, что в ближайшие дни от лекарств возможно одно из двух: либо ухудшение, либо ремиссия.
Палата девушки была просторна, и солнце заглядывало в большие окна с раннего утра, до самого вечера озаряя каждый уголок и постель, стоящую возле стены.
Голый подоконник и телевизор, в котором не было ни одного канала на русском, вызывали у девушки раздражение.
... Она проснулась и чувствовала себя довольно неплохо, только вот есть не хотелось. Яна выпила сок и проглотила таблетки, читала и ходила из угла в угол до прихода медсестры, а потом внезапно у неё закружилась голова. Бросило в пот и скрутило в позыве рвоты. Первой в палату вошла бабушка, она-то и закричала, бросилась к внучке. Теряя сознание Яна, впервые увидела обеспокоенность на извечно невозмутимом лице Эльзы.