А когда они повернулись к нему, даже в тусклом лунном свете его поразила необыкновенная голубизна их глаз. Он никогда не видел глаз, способных светиться в ночной темноте.
– Кто вы? – спросил он.
Мужчина ответил на каком‑то неизвестном наречии, которого Лэрд не понял. Женщина покачала головой и ничего не сказала, однако мальчик почувствовал, что надо назвать незнакомцам свое имя.
– Лэрд, – произнес он.
– Лэрд, – откликнулась она. Его имя звучало как‑то необычно в ее устах. В голову внезапно пришла мысль, что не следует никому говорить о том, каким образом они переправились через Струящиеся Воды.
– Я никому не скажу, – пообещал он.
Женщина кивнула. Затем он понял – хотя убейте, не знал, каким образом, – что должен отвести этих людей к себе домой.
Но он боялся чужеземцев.
– А вы ничего плохого моей семье не сделаете?
На глаза мужчины навернулись слезы, а суровая женщина отвернулась. В голове у Лэрда внезапно прозвучал чей‑то голос:
– Мы и так уже сделали вам столько плохого, что будем раскаиваться до скончания времен.
И тогда он понял – или, во всяком случае, так ему показалось, – что означали его сон, та падающая звезда в Цень, Когда Пришла Боль, и сам тот День.
– Вы пришли забрать боль? Мужчина покачал головой.
Как ни краток был миг надежды, разочарование не стало от этого менее горьким.
– Если вы не можете этого сделать, – сказал он, – гак какой нам от вас толк?
Но его отец как‑никак содержал гостиницу, поэтому он провел их через кладбище, мимо загона с овцами и впустил в дом, где мать уже кипятила воду для каши на завтрак.
– Вы что, думаете, кто ни попадя может заходить ко мне в дом и заявлять, что со мной и толковать не о чем? Такие гости нам без надобности.
Мужчина положил на стол блестящий, сияющий камень. Мать с подозрением посмотрела на переливающуюся диковинку.
– И что мне с этим делать прикажете? Он что, поможет пшенице быстрее созреть? Или залечит раны на моей руке? Или от него огонь в кузнице разгорится жарче? – Но она все‑таки протянула руку и взяла камень со стола. – Он настоящий? – спросила она, но, смещавшись из‑за упорного молчания чужеземцев, повернулась к Сале:
– Он настоящий?
– Он само совершенство, – объяснила Сала.