Попробуйте представить себе ощущения человека, который в течение четырех лет ездил через пол Москвы на занятия каратэ и возвращался домой к полуночи и который вдруг оказался в Японии перед входом в настоящий додзё (зал) – всего в двух минутах ходьбы от общежития!
Это даже был не додзё, а будокан – храм боевых искусств. Перед входом – деревянные ворота в традиционном японском стиле, за ними – брусчатая дорожка и каменная лестница, местами поросшая мхом. Рядом с воротами – большая раскидистая сакура, весной полюбоваться ее цветением приходили японцы со всей округи. Архитектура будокана сродни японским храмам – покатая крыша с загнутыми вверх краями, массивные деревянные столбы, веранда, раздвижные боковые стены. На шестах вдоль стен зала с внешней стороны сушились спортивные кимоно – «доги».
Внутри – два больших зала, площадью где-то 30 на 40 метров: тот, что справа от входа – для занятий дзюдо и айкидо, покрыт татами. Слева – для каратэ, кэндо, иайдо – пол деревянный, покрыт лаком и блестит так, что видно собственное отражение. На один уровень ниже располагались раздевалки, душевые и тренировочный зал со спортивными снарядами, маленьким пятачком для занятий вольной борьбой и боксерским рингом.
Я сразу понял, что в основном это вотчина дзюдоистов: при входе – портреты чемпиона мира Ямаситы и его учеников. Оказалось, что этот зал является базовым для тренировок национальной сборной Японии по дзюдо и для проведения сборов и стажировок для иностранных команд.
Великого чемпиона по дзюдо Ямаситу я увидел уже в первый день, когда он, здоровый и крепкий, весом хорошо за 100 килограммов, подкатывал к будокану на маленьком мопедике, которого и видно не было под этим богатырем.
Я решил, что через неделю-другую, освоившись, надо будет записаться в секцию каратэ…
Через три недели, уже заметно освоившись, втянувшись в занятия, перезнакомившись с обитателями общежития и уже небрежно закидывая необходимые продукты в корзинку в супермаркете, я решил, что пора заняться и каратэ.
Начал действовать по-простому. Зашел в учебную часть и спросил, как можно устроиться в вашем университете в спортивную секцию. Ответ был невнятным: какие-то общие фразы о том, что это непросто, что непонятно, кто будет нести ответственность… Какую ответственность, за что? Я так и не добился четкого разъяснения. От меня явно хотели отделаться и сказали, чтобы я зашел еще через пару недель.
Прямое обращение в секцию каратэ не дало результата. Смысл ответа был примерно таков: все вы, иностранцы, поначалу хотите в каратэ, потом бросаете занятия, а кто за это будет нести ответственность? Опять эта ответственность! Ничего не понятно!
Но, все-таки, получить разъяснения можно было только у самих японцев, поэтому я решил обратиться к одному из студентов, жившему в том же общежитии. Это был довольно упитанный, улыбчивый японец по имени Хироси. Он изучал русский язык, а в комнате на полке держал труды Маркса и Ленина, на которые обращал внимание всех своих гостей, при этом почему-то смущенно хихикая.
В первые дни нашей стажировки Хироси активно искал пути к более тесному знакомству с советскими студентами, и во время одной из вечеринок даже подбил наших ребят на соревнование – кто больше выпьет алкоголя. Хироси продержался минут сорок. Сильно покачиваясь, он удалился к себе в комнату, сопровождаемый укоризненными словами: «Хироси! Ты куда? Стакан давай!»
На следующий день Хироси никто не видел, а в дальнейшем на вечеринках при словах «Хироси! Стакан давай!» он сразу исчезал. Потом еще долго его пугали этой русской фразой, которую он, похоже, запомнил намертво.
Я ввалился к Хироси с пятью бутылками пива, кучей каких-то чипсов и сказал: «Слушай, Хироси! Надо поговорить!» Увидев пиво, японец явно обрадовался и изобразил готовность меня выслушать.
Без прикрас я рассказал о своих безуспешных попытках попасть в секцию каратэ и попросил Хироси помочь.