— Привет, Огава, — говорю я, проходя мимо него. — Как себя чувствуешь?
Мальчишка улыбается. Синяки ещё не сошли, но выглядит он намного лучше. Хого действительно чудесник и может мёртвого вернуть к жизни. Главное, чтобы с позвоночником у парня всё было в порядке, а лицо сделаем. Вообще не понимаю, какой скотиной нужно быть, чтобы на такого паренька руку поднять. Трахать во все дырки до изнеможения, связывать, играть — да, понимаю. Но избивать ногами беспомощного пацана, который мельче тебя в несколько раз, и не то, что ответить, вообще сделать ничего не может — этого не понимаю. И никогда не пойму.
— Ничего, нормально, — отвечает Огава. — Вы к Китори?
— Да, — киваю я, — Поправляйся.
Захожу за ширму, где расположена кровать Китори. Он, разумеется, лежит. Спит. А спит ли?
Приглядываюсь. Глаза прикрыты, лицо вроде бы спокойно, но веки напряжены и дыхание слишком частое. Не спит, чертёнок.
— Хватит притворяться.
Присаживаюсь на кровать, и Китори вздрагивает, распахивает глаза, смотрит на меня волком.
Нет, здесь ничего не изменилось. Он по-прежнему упрям. Упрям и соблазнителен.
— Как самочувствие? — интересуюсь я как ни в чём не бывало.
Китори молчит, отползает от меня, помогая себе здоровой рукой и молчит. Интересно, и насколько же его хватит?
— Тебе наверняка здесь скучно, поэтому я принёс электронную книгу, накачал туда фантастики и фэнтези, как тебе нравится, — говорю и кладу пакет на тумбочку. — Ещё альбом принёс. Ты же левша, так что сможешь рисовать. Вы с братом в старших классах, кажется, рисовали что-то типа манги, верно?
Он сжимает кулак и стискивает зубы. Тигрёнок. Маленький тигрёнок, попавший в западню. Как же хочется опрокинуть его на постель, содрать дурацкий халат, впиться губами в это восхитительное тело, целовать, ласкать, сжимать до хруста. Просто взять его, сопротивляющегося, упрямого. Взять силой, лаской. Подчинить, приручить. Чтобы вся эта звериная злоба обернулась такой же звериной страстью, неуёмной, неутолимой. Чтобы он, как и его братик, стелился, выгибался под руками, раздвигал ноги, подставлял попку…
Незаметно закусываю губу и медленно выдыхаю, усмиряя возбуждение.
Нельзя. Сейчас нельзя. У него травма, он ослаблен. Но до чего же этот чертёнок притягателен!
— Что с Ханаки? — зыркая на меня исподлобья, произносит Китори.
Ну наконец-то, хоть что-то.
— Он в полном порядке, — мило улыбаюсь я. — Скучает по тебе и твоим объятиям. Так что выздоравливай поскорее.
Китори смотрит бешено и разъярённо. Несколько секунд буравит взглядом, будто хочет дырку прожечь, а затем выплёвывает:
— Иди ты к чёрту, мудак!
— Ах так?
Вкрадчиво начинаю я и подхватываю этого дерзкого упрямца за поясницу, притягиваю к себе, второй рукой сжимаю подбородок, вздёргиваю и впиваюсь в его губы. В мягкие, податливые губы. Проникаю в рот языком, заполняю его, ласкаю. Малыш мычит, малыш стонет от напора и боли, но я не отпускаю. Пусть знает, кто тут главный. Пусть запомнит это раз и навсегда. Только когда он начинает скулить, ослабляю хватку, нежно облизываю его опухшие от поцелуя губы.
— Ты мой, — шепчу ему прямо в рот. — Мой…
Резко отстраняюсь, встаю. Ещё немного, и я не сдержусь — повалю его, такого горячего, беззащитного, напуганного.
— Для наших совместных игр ты должен быть здоровым тигрёнком, так что поправляйся, — ласково говорю напоследок и разворачиваюсь к выходу.
«А пока ты болеешь, мы будем играться с твоим братиком», — усмехаюсь я, выходя за дверь.
Комментарий к 19. День пятый: Таёдзэ
У меня какой-то личный клин на художниках, хотя сама не знаю даже, как карандаш в руках держать. Здесь вот они тоже вылезли. =)
========== 20. День пятый: Китори ==========
Сволочь. Грязная, похотливая сволочь! Ублюдок! Навестить он меня пришёл, подарочки принёс, мразь. Да чтобы он сдох!
Меня трясёт от злости. От злости на самого себя. Этот поцелуй, этот чёртов поцелуй… Почему я ничего не смог сделать? Почему не укусил этого урода? Болтался безвольной куклой и мычал.
Слабак! Ненавижу себя.
Если верить доктору, то я здесь лежу уже третьи сутки. Первый день не помню вообще. Видимо, провалялся без сознания. На второй день просыпался, смотрел в потолок, глотал еду и таблетки и снова засыпал. Выдрыхся на пять лет вперёд. Сегодня спать вообще не хочется.
Сломанная рука иногда ноет, но доктор говорит, что это ничего. Говорит, что мне вообще повезло: упасть с трёх метров и отделаться переломом и вывихом руки — это везение. Мог бы и позвоночник себе сломать. Но по мне, так лучше бы позвоночник. Лучше бы вообще насмерть. Чтобы не лежать здесь. Чтобы не приходил этот урод и не…
Но брат. Ханаки. Он сейчас у них. С ними. И они… Все эти три дня они кололи ему ту дрянь, которая превращает людей в животных.
Нет. Не хочу даже думать об этом. Не хочу вспоминать, как брат делал это. Он ничего не соображал, он был под наркотой. Но я-то соображал! Я всё понимал и…
Стискиваю кулак, чувствуя возбуждение.
Какого чёрта? Почему? Неужели эта дрянь ещё не вышла из крови?
Или?
Нет! Не думать! Забыть!
До боли сжимаю голову рукой.
Ублюдки. Проклятые ублюдки — это всё они. Они виноваты.
Хватаю пакет, рывком высыпаю содержимое на постель. Электронная книга PocketBook, альбом для рисования, набор простых карандашей, рапидограф, ластик и две плитки шоколада. Горького. «Swiss Original» с кусочками апельсина. Как я люблю.
Всё узнал. Всё разнюхал.
— Скотина! — рычу, в порыве стряхивая подарки на пол.
— Если не будешь шоколад, можно я его съем? — слышу голос из-за ширмы.
Это Огава, лежит здесь уже больше недели. Вчера он пытался со мной общаться, только вот я никакого общения не хотел.
Поднимаюсь на ноги, отодвигаю ширму. Хрупкий парнишка полулежит на своей постели и с надеждой смотрит на меня.
— Это мой любимый шоколад. Уже не помню, когда в последний раз его ел, — объясняет он и застенчиво улыбается.
Опускаю взгляд на шоколадную плитку, которая проскользнула под ширмой.
— Да забирай хоть всё, — подбираю обе шоколадки и протягиваю их Огаве.
Я знаю, что ему тяжело вставать, у него что-то с позвонками, весь торс перемотан.
— Спасибо.
Огава благодарно улыбается и начинает разворачивать одну плитку, а я почему-то присаживаюсь к нему на постель. Он не возражает.
— Зря ты так, — после короткой паузы говорит Огава.
Я непонимающе смотрю на него.
— Зря ты так со своим патроном, — объясняет Огава. — Братья Сора… они нормальные, заботливые.
У меня, кажется, стекленеют глаза. Он вообще о чём?
— Я знаю, что говорю, — продолжает тем временем Огава. — Есть с чем сравнить. После них, конечно, как выжатый лимон, но… они правда заботятся о моделях. Так что тебе повезло стать их элиткой.
— Повезло? — выдавливаю наконец из себя.
Ему что, мозги промыли? Какое к чертям «повезло»?!
— Да уж, офигенно повезло оказаться в каком-то притоне под двумя мужиками, которые имеют нас с братом во все дыры. Это очуметь какое везение!
На эмоциях я вскакиваю и сжимаю кулак. Какого хрена он несёт эту чушь?
Огава смотрит на меня с сочувствием и вздыхает.
— Этим ты здесь никого не удивишь.
— Слушай, — говорю я, а голос звенит. — Если ты смирился, это твоё личное дело. Но не нужно мне это впаривать! Три дня назад я был человеком, полноценным человеком. И брат тоже. Мы жили, никого не трогали, учились, у нас планы были, мечты. У нас, чёрт, жизнь была! А сейчас что? Кто мы? Ну. Ответь. Кто?!
Смотрю на Огаву со смесью злости и отчаяния. Да, он такая же жертва, как и мы, но мне плевать. На всё плевать. Я просто хочу вернуться на три дня назад и пойти другой дорогой.
— Ты думаешь, у меня жизни не было? — грустно улыбается Огава. — И семья была, и друзья, и мечты. Год назад на кастинг фотомоделей пошёл. Думал, подзаработаю. Там меня и взяли. И я стал «моделью». Иногда действительно приходилось выступать, дефилировать, но основная работа — это та, что за закрытыми дверьми. Почти каждый день кто-нибудь приходил. Дом «Сэйтэн» — заведение элитного ранга, клиенты все богатеи. Встречались среди них нормальные, без особых бзиков и тараканов, но попадались и со странностями. Поначалу было жутко, было…