Зажмуриваю глаза, отворачиваюсь. Не могу на это смотреть. Не могу.
— Сегодня в обед я дрочил на них, вспоминая, каким лапой ты был. Как думаешь, за сколько часов эти фотки облетят весь интернет и сколько ещё мужиков подрочат на них?
Я всхлипываю, еле сдерживая слёзы, еле сдерживая рыдания.
— Если будешь послушным мальчиком и не будешь шуметь, то фотографии останутся у меня, в моей личной коллекции. Договорились, малыш?
Я киваю, соглашаясь на кошмар. Ничего не могу сделать, чтобы остановить его. Киваю и тут же чувствую, как ослабевает хватка, как зажимающая рот рука скользит по шее вниз, а вторая рука уже лезет мне в штаны, стягивает их, стягивает бельё. Короткий рывок — и вот я уже стою на коленях, подчиняюсь его беспрекословным приказам, глубоко дышу, чувствуя, как в задницу пихаются его смоченные смазкой пальцы, стискиваю зубы и терплю.
— Потрясающий… — шепчет Паук. — Ты потрясающий. Твоя попка просто кайф. Так сжимает мои пальцы, так пульсирует. Развратный малыш, кажется, тебе понравились наши игры не меньше, чем мне. И это замечательно, потому что сегодня я намерен оторваться с твоей попкой на полную катушку.
Я не успеваю вдохнуть, не успеваю подготовиться, а его член уже пихается в меня. Паук нанизывает меня на себя, и я подстраиваюсь под его ритм. Подчиняюсь ему…
========== 3. Сэичи: Паутина ==========
Вот уже четыре недели, как Паук приходит ко мне. Приходит через ночь, через две, когда как. И я жду его каждую ночь. Каждую ночь трясусь и жду. Я не могу уйти, не могу сбежать, потому что у него те паскудные фотографии и, если я сбегу, он одним щелчком отправит их в интернет, разошлёт всем моим друзьям, знакомым, учителям, родителям — всем! Для меня это страшнее того, что он делает со мной. К траху, к этому извращённому сексу я уже почти привык. Почти.
По крайней мере, на занятия после его ночных посещений я теперь в состоянии ходить. И хожу. Я не могу позволить себе забить на них, ведь тогда Кэтсуо что-нибудь заподозрит, начнёт выяснять, докапываться. А рассказать ему, этому идеальному человеку, о том, что со мной происходит… Нет. Только не ему. Он же будет презирать меня. Я не могу. Не могу!
Также я не могу общаться с приятелями, с которыми раньше всегда тусил, я не могу с ними расслабиться, забыться. Я читал, что люди, пережившие насилие, нередко уходят в запой, подсаживаются на наркоту, пытаясь отключиться от кошмара, уйти из этой реальности. Но мне тусовки не помогают. Оказалось, что забыться мне больше всего помогают книги, а лучше учебники, заметки об исследованиях. Поэтому теперь каждый день, вместо того чтобы идти куда-нибудь с приятелями, я иду домой и учусь, зарываюсь с головой в статьи. Это моя отдушина. Как тогда, когда разбился отец. Тогда я тоже полностью ушёл в учёбу и благодаря этому смог поступить в престижную старшую школу.
Кэтсуо радуется и подсовывает мне специальную литературу, присылает интересные статьи. Он хочет, чтобы я после выпуска работал в той же клинике, что и он. А я ничего не хочу. Я хочу пережить этот кошмар. Ведь должен же он когда-нибудь закончиться. Не может же этот Паук вечно мучить меня.
Сейчас уже час ночи, а я в родительском доме и никак не могу успокоиться, не могу заснуть.
Сегодня я ходил в гости к родителям, они давно зазывали, и вот сегодня мне не удалось отвертеться. Думал, что поужинаю, поболтаю и отчалю домой, но не вышло. Мама настояла, чтобы я остался на ночь, уговаривала так, что я просто не мог отказаться.
И вот теперь я в бывшей комнате Кэтсуо, лежу на кровати и молюсь о том, чтобы Паук сегодня не приходил ко мне. Он был у меня позавчера. Но ведь он же не всегда приходит через ночь, иногда его не бывает и двое суток. Может, сегодня именно такой случай? Ну пожалуйста, пусть будет так!
Я ворочаюсь на кровати, но в конце концов всё-таки забываюсь сном.
Из него меня вырывает стук окна.
Я вздрагиваю, раскрываю глаза и вижу до боли знакомый тёмный силуэт.
Он нашёл меня. Нашёл здесь, у родителей. Господи, неужели он следит за каждым моим шагом? Как? Как у него это получается? И почему я? Почему?!
Я уже не дёргаюсь, не вскакиваю, не спешу к двери. Это бесполезно. У него мои постыдные фотки, он держит меня ими крепче, чем железными тисками.
— Привет, малыш.
Паук подходит к кровати, включает ночник, склоняется надо мной.
— Хотел убежать от меня?
Голос у него вроде бы мягкий, но я слышу угрозу, и мне становится страшно.
— Нет! Я не сбегал, — шепчу я, вжимаясь в спинку кровати. — Мама. Она просила остаться. Умоляла. Я отказывался, но…
— Но ты не можешь отказать, когда тебя сильно просят? Так?
Я киваю, едва сдерживая дрожь.
— Я всё понимаю, малыш, — Паук касается моей щеки, и пальцы, затянутые в перчатки, гладят меня медленно, почти нежно. — Но ты заставил меня попотеть, отыскивая тебя, я хочу получить компенсацию за свои усилия.
Я сглатываю.
Компенсацию? Какую ещё компенсацию? Разве мало того, что он трахает меня? Что он ещё придумал?
— Хочу посмотреть, как ты себе дрочишь, — шепчет извращенец. — Давай, маленький, покажи мне, как ты это делаешь.
Паук отходит от кровати, выдвигает стул, садится, смотрит на меня. Я не вижу его лица, но знаю: его глаза горят предвкушением. А я сижу и не могу ничего сделать. Кажется, я примёрз к месту. Лучше бы он просто оттрахал меня в задницу. Всё лучше, чем это унижение!
— Малыш, хватит стесняться, — говорит Паук. — Подрочи себе. Я прошу тебя.
Стискиваю зубы и начинаю стягивать трусы. Раньше всегда он их с меня снимал, а сейчас я сам. Своими руками. Именно это и отвратительно.
— Сними майку и раздвинь ноги, чтобы я лучше видел, — приказывает Паук.
И я подчиняюсь. Я выполняю всё, что он велит, касаюсь себя и начинаю ласкать.
Это кошмар. Это самый унизительный кошмар! Я сижу и ласкаю себя перед мужиком, перед этим извращенцем. А он смотрит. Смотрит! Но если вдуматься, то этот кошмар не более ужасен, чем тот, что был раньше. Я смогу пережить и это. Смогу. Нужно только отключиться от происходящего, абстрагироваться. Нужно закрыть глаза и представить, что его нет. Что нет здесь в комнате никакого Паука. Я один!
Но не получается.
Темнота плотно сжатых век расступается и вырисовывает в моём воображении его фигуру. Высокую, сильную, расслабленную. Я представляю, как Паук смотрит на меня, смотрит, как я ласкаю себя, смотрит и поглаживает свой пах. И там, обтянутый синим трико, набухает член.
Я представляю это помимо своей воли и понимаю, что возбуждаюсь. Я возбуждаюсь от этого! От того, что он на меня смотрит, от того, что возбуждается, глядя на меня!
Это извращение, дикое, отвратительное извращение. Но я возбуждаюсь. Тёплая волна растекается по телу, захватывает меня, я чувствую сладкую пульсацию там, внутри, хочу, чтобы он вошёл в меня, хочу почувствовать его…
Не замечаю, как мои руки начинают скользить ниже, как пальцы касаются дырочки, пропихиваются туда и…
Сильные руки ловят мои, заводят за спину, скрепляют скотчем.
Я распахиваю глаза и смотрю на Паука.
— Малыш, ты просто прелесть. Тебе уже мало просто дрочить, тебе хочется, чтобы занялись твоей попкой. Так что давай попробуем это.
В его руках появляется какой-то дрын. Нет. Это не дрын. Это фаллоимитатор. И он… сейчас его?..
Паук укладывает меня спиной на подушки, ещё сильнее разводит ноги и вставляет эту дрянь мне в задницу. А я невольно выгибаюсь, подаюсь вперёд, сам насаживаюсь на него.
— Вот так, — ласково шепчет Паук. — А теперь давай включим.
Я вздрагиваю и снова выгибаюсь, когда фаллоимитатор начинает вибрировать во мне. Нет, это не похоже на член, это по-другому, но так лучше, чем совсем без него. Да, лучше… Я почти не соображаю из-за той тягучей сладости, которая овладела мной полностью. Она похожа на паутину. На паутину, в которой я запутался окончательно. Я не могу вырваться из неё. Я не хочу сейчас вырываться. Сейчас я хочу только одного: чтобы эта сладость накрыла меня с головой, я хочу кончить.