И бармен тот же. А
Бернису стало бы страшно, если бы кто-нибудь, окликнув его, воскресил внем
того прежнего, уже умершего Берниса, Берниса без крыльев, Берниса до побега.
С начала отпускавокругнегомало-помалустроилсяпейзаж,подобно
стенамтюрьмы.ПескиСахары,скалыИспаниипостепенноотходили,как
бутафория, сквозь которую начинал проступать реальныймир.Кактолькоон
перелетел границу, Перпиньян разостлалпереднимсвоюравнину.Равнину,
которую еще освещало солнце: оно лежало косыми вытянутыми лучами,скаждой
минутой меркнущими, как сквозной парчовый покров, раскинутый то тамтосям
по траве, становящийся все более тонким, все болеепрозрачным,инаконец,
эти лучи даже не гасли, а улетучивались. И тогда равнинузатягивалзеленый
ил, темный и мягкий под синим небом.Какспокойноеморскоедно.Ивот,
приглушая мотор, Бернис погружался на это морское дно, где все недвижно, где
все обретает реальность и долговечность стены.
А потом переезд в автобусе из аэропорта на вокзал. Сидящие противнего
людисзамкнутымисуровымилицами.Сположеннымиплашмянаколенях
заскорузлыми руками, в которых запечатлелась вся жизнь этих людей. Онсидел
рядом с крестьянами,возвращавшимисясполя.Авондевушкавдверях,
поджидающая какого-то мужчину: одного из сотнитысяч;онаужепохоронила
сотни тысяч надежд. А там мать, баюкающая младенца,ужеотдавшаясяемув
неволю; у нее отрезаны все пути к бегству.
Вернувшись на родину самой потаенной тропой, заложиврукивкарманы,
без чемоданов, простым пилотом почтовой линии, Бернис сразу же оказывалсяв
самомсердцевещей.Всамомнезыблемоммире;чтобыперенестиздесь
какую-нибудь стену или прирезать кусок земли, потребовалось бы двадцатьлет
судебной волокиты.
И это после двухлетнего пребывания вАфрике,послевсехландшафтов,
вечно меняющихся и подвижных,какморскаязыбь;нозанимипостепенно
проступал тот древний ландшафт, единственный, вечный, тот,изкоторогоон
однажды возник и в котором он - скорбный архангел - обретал истинную родину.
- А тут все по-старому...
Он боялся, что найдет всеизменившимсядонеузнаваемости,атеперь
страдал оттого, что все осталось прежним. Ни от встреч, ни от друзей онуже
неждалничего,кромебезотчетнойскуки.Вразлукевоображение
разыгрывается. При расставанииотрываешьсяотпривязанностейсбольюв
сердце и вместе с тем с непонятным чувством, будто оставляешь за собой клад,
сокровище,припрятанноевпрок.Этирасставанияизобличалипоройтакую
неутоленную жажду любви! А потом, звездной ночью в Сахаре, как он мечталоб
этой далекой ласке, все еще теплящейся под покровом ночи ивремени,словно
зерно; ему иной раз казалось, что он только чуть отошелвсторонку,чтобы
посмотреть на свое спящее сокровище.